Дубровский, 30 января 2009
Давно папирусы и плиты
Историю явили свету:
На арамейском, на санскрите
(И, на китайском было где-то)
О том, что всех нам непреложно,
Открыто надобно прощать.
Врагов своих любить неложно,
Себя от гнева отвращать.
Такое милосердье – даже
Слепца растрогает до слёз;
Но, я и сам акын со стажем, –
Слегка развею дымку грёз.
Припомнил притчу. Как-то раз
Брёл инок по лесной дорожке,
Ему навстречу шёл в тот час
Бродяга, выпивший немножко
Бродяга поглядел – «Эге,
А ну проверю, как обитель
Чтит свято заповеди те,
Что нам предписывал Спаситель»
И с тем, приблизившись к монаху,
Внезапно залепил ему
Пощёчину, что было маху,
(Не объясняя, почему)
Монах смолчал. И со смиреньем
Лишь пояс на себе запнул.
И как завещано, с терпеньем
Другую щёку развернул.
Бродяга рад стараться снова –
«подставил щеку мне другую?
Уж это дело вмиг готово –
Даю пощечину вторую!»
Монах, с укором поглядел.
Свой засучил рукав спокойно,
Ручищу сильную воздел…
И стукнул нищего пребольно!
И лишь тогда Бродяге молвил,
(что охал, потирая бок):
“-Ты наказал себя довольно.
Знай, что всемилостивый Бог
Которого нам надо славить,
Что шлёт нам благодати дар,
И завещает всем подставить
Другую щёку под удар, –
В своём Завете, (ты не охай!),
Нам ничего не говорит
Как поступать с таким пройдохой,
Что дерзость дважды повторит!