Image

…По лестнице времени
Только пешком,
Лучом на коленях,
Прошедшим сквозь шторм.
Всего-то три года,
А кажется, в нём
Ноктюрн
По нашему
Славному форуму…

Никто ни о троллях
В ту пору
Не знал,
Ни был осторожен
В признаньях о лучшем.
И мы возвращались
В родной терминал:
Причальным канатом,
Мой преданный лучик,
Притягивал ты
По ночам
К ареалу
Обители
Нашей
Сквозь тучи…

Тебе поутру  на работу бежать,
А я оставалась хранить  сонный форум,
Но руки разжать
Удавалось нам хором,
И даже погаснуть
Двоим мониторам
В ту пору,
Блаженную пору.

Image

От сервера к сердцу
Причальный канат
Единоверцев
В немыслимый град,
Где сходятся
Все перекрёстки Инета,
Сокрытый до лета,
Мерцающий где-то…

По лестнице времени
Только пешком,
Лучом на коленях,
Прошедшим сквозь шторы…
Всего-то три года,
А кажется, в нём
Ноктюрн
По нашему
Старому форуму…

Минутку внимания,
Слышишь
В эфире
Срывает крышу –
Едва различимый
Мотив:
“Внимание,
В курс внесены коррективы!”

И я отпускаю весь мир.

Включаю маяк
Cнова
В центре событий
Не перепутать разьемы бы,
Забыла я,
Как раньше делалось это,
Наощупь
Стараюсь, –
В диспетчерской башне
Займите места, господа!

АДВЕНТ КАЛЕНДАРЬ. В ОЖИДАНИИ РОЖДЕСТВА

Dogma, по материалам сети

Эта  западная традиция у нас мало известна, тем интереснее вам будет с ней познакомиться.

На период адвента (ожидания Рождества) делается специальный праздничный календарь – на декабрь месяц ,  до дня Рождества (25 декабря).  Каждый день такого календаря содержит сюрприз. Причём, открыть сюрприз можно только под тем числом, которое уже наступило, либо уже прошло. Торопыги не приветствуются 🙂

Календари бывают как бумажными (ткаными, лепными и так далее – кто во что горазд, фабричными и самоделками,

а также  сложными онлайн-конструкциями со множеством изюминок) Во “вложении дня”  можно найти что угодно – от поучительных цитат из Библии до детских флеш-игр, в зависимости от направленности организации-заказчика,  либо вкусов энтузиаста, который его сделал.

Адвент-календарь: немного истории

В начале XIX века немцы-лютеране уже вели что-то вроде рождественского календаря ожидания – они отмечали количество дней, оставшихся до Рождества, палочками, рисуя их мелом на стене или на двери в доме, и каждый день стирали по одной.

В некоторых семьях развили традицию – там каждый день зажигали по свече или украшали стены маленькими картинками на религиозные сюжеты (каждый день добавляли по одной новой картинке).

Первый детский адвент-календарь был напечатан в Германии Герхардом Лангом. В детстве его мама каждый день до Рождества прикрепляла по одной конфете к открытке, тем самым скрашивая ему ожидание праздника. Став взрослым, Ланг устроился работать в типографию в Мюнхене, и в 1903 году его фирма впервые представила адвент-календарь с 24 разноцветными картинками, которые можно было прикрепить к картонному основанию.

Вот оно, самое первое детище Ланга. Ангелы, игрушки и рождественские сцены сопровождаются религиозными стихами:

В 1920 году издательство Герхарда Ланга разработало первый календарь с открывающимися дверцами. Он забыл взять патент, и перфорированные дверцы были быстро скопированы другими производителями…

Как правило, младенец Христос в таком варианте календарей появляется за последней дверью, 24 декабря.

Календари 1920 года и 1947-ого

В тридцатые годы для Адвент календарей настало тяжелое время – христианскую символику заменили на нацистскую, подчинив всё идеологии, но, с окончанием войны стали возрождаться и календари.  Уже в 1945 году союзники позволили восстановить производство Адвент календарей в западной оккупационной зоне. А вместе с этим традиция, ранее известная лишь  в пределах Старого Света,  перебралась через океан и стала чрезвычайно популярной в США.

В то время, как западные немцы быстро вернулись к христианским календарям Адвента после Второй мировой войны, издательства в коммунистической Восточной Германии, которые использовали христианские символы, не поощрялись правительством и могли печатать лишь небольшие партии календарей для  христианских книжных магазинов и церквей (чуть ниже, слева)

Календари  эпохи ГДР,  религиозный и “светский”

Отказавшись от христианских символов, одобренные государством  календари стали использовать тему Нового Года. На одном из таких календарей мы даже узнаём припаркованные возле типичной ГДР-овской новостройки  “Трабанты” .

Для популяризации советской космонавтики в ГДР был даже разработан “космический” вариант календаря, с ракетами и космонавтами. Но идея  не прижилась и была скоро забыта – родители предпочитали покупать  детям календари с традиционной  “зимней” тематикой.

Прошло немного времени, и все эти эксперименты стали историческим курьезом. Эпоха разделенной Германии канула в Лету.  И всего через три недели после падения Берлинской стены, в ноябре 1989 года, трое студентов оперативно разработали и опубликовали два календаря на основе фотографий стены – с “коммунистической” и “демократической” сторон…

Исторические сведения взяты отсюда,  дополнены  иллюстрациями  и  подробностями… ни много, ни мало – из Wall Street Journal. Спасибо за внимание!

вернуться к оглавлению раздела

ЧТО ДЕЛАТЬ,ЕСЛИ ВАШУ СОБАКУ ОТРАВИЛИ…..

Ввиду участившихся случаев варварского отравления животных – советы по первой помощи

антидот- Унитиол противоядие от многих ядов в том числе и крысиного!

Скорая помощь
1 упаковку В6
шприцы 2 пятерки и две двушки
по 2 ампулы фуросимида и сульфокамфокаина 2 пакетика атоксила
на 1 среднюю собаку нужно как минимум единоразово уколоть 5-6 мл В6, 1 мл сульфика и 1-2 мл фуросемида.

Зоокумарины действуют по нарастающей и если уже прошел не один час после его попадания во внутрь, то викасол надо вливать в рот. Он очень гадкий на вкус , можно развести водой. Своим на 10 кг веса вливала 2 мл + воды 3 мл. Раз в сутки. Зоокумарин попадая в пищеварительную систему вызывает внутренние кровотечения органов пищеварения. Потому -то и викасол должен попадать именно в пищеварительную систему.
еще есть нюансы по поводу колличества самого яда, который съела собака.

Практические советы врача в связи с массовыми отравлениями животных в Украине.

Составила Марченко Елена, г. Одесса.
В связи с тем, что при спасении животного, в случае отравления, каждая секунда на счету, очень важен строгий алгоритм действий, а не хаотичное хватание то одного, то другого препарата и бессмысленное высчитывание его количества. А так же, совершенно не допустимо тратить время на бесперспективные попытки затолкать в рот животному в судорогах что-либо ( уголь, энтеросгель и др.), а также делать клизму и пр. В связи с чем, предлагаю ПРОСТОЙ и ДОСУПНЫЙ алгоритм для любого опекуна, даже очень и очень далекого от медицины.

Отравление препаратом с вот такими симптомами:. 

Для него характерны судороги, метание животного, как в панике, тяжелое дыхание или бывает ступор – животное, как каменное. Бывает выделение в небольшом количестве крови изо рта по причине разгрызания, травмы языка во время судорог. Тут главное не принять наличие крови ошибочно за отравление крысиным ядом. При отравлении крысиным ядом кровотечение массивное, крови много, изо рта, прямой кишки.

Итак, при отравлении с такими симптомами:

1. В первую очередь сразу ввести вит. В6! Внутримышечно, небольшим собакам, приблизительно до 20 кг, около 4-5 мл. Более 20 кг приблизительно 6-7 мл. Не нужно заморачиваться на счет передозировки этого витамина. В данной ситуации в указанных дозировках он не нанесет вреда и не убьет животное. Хуже будет, если вы введете более низкие дозировки, чем указано, животное может погибнуть.

2. Если собака не мечется, не бегает, а лежит, то даже при еще не прекратившихся судорогах, сразу после введения вит. В6, нужно обязательно вводить ПОДКОЖНО ( иголка вводится в подкожно-жировую складку захваченную пальцами, параллельно коже ) между лопатками, раствор Глюкозы 5 % с введенным во флакон вит.С 3 ампулы по 2 мл., капаете 100 мл, Затем оставшиеся 100 мл глюкозы снимаете и ставите раствор «Реосорбилакта», и капаете тоже 100 мл, снимаете и ставите не докапанные 100 мл глюкозы, после них докапываете 100 мл «Реосорбилакта». Если вы по каким либо причинам не понесете собаку в ветклинику, то вам придется это делать, причем капельницы подкожно – ежедневно дня 4. Если собака останется в первый день жива, то со следующего дня нужно будет присоединить и другие уколы. Если нужно, говорите, я напишу. Если же вы твердо решили вести животное в ветклинику, то на этапе до ветклиники обязательно вит. В6 и при необходимости сульфат магнезии – смотри пункт 3.

3. В идеале на Вит. В6 судороги проходят быстро – приблизительно до 10 мин. Но если этого не произошло, нужно ввести сульфат магнезии внутримышечно. животному до 10 кг – 1-2 мл, до 20 кг – не более 3мл, более 20 кг – 5мл. Больше не вводите, т.к. в отличие от витамина В6, этот препарат имеет свои нюансы и не профессионалу нужно ограничится указанными дозировками.

4. Очень и очень желательно после всего выше сказанного, ввести кокарбоксилазу, хотябы одну ампулку, внутримышечно.

5. Если вы собаку не доставляте в клинику, то только после прекращения судорог вам нужно обязательно ввести 20 мл шприцом разведенный сорбент, я советую «Атоксил» – он очень мощный и относительно энтеросгеля не дорогой ( и мощнее по действию, чем энтеросгель).

5. Даже если вы не будете доставлять животное в ветклинику, вам удалось снять судороги, животное выжило, то на 2-й день желательно пригласить врача, для того что бы он вам расписал дальнейшее лечение.

Как правило, оно простое. Витамины внутримышечно, кокарбоксилаза, подкожно растворы глюкозы, «реосорбилакта»

 Врачи бывают разные, и непорядочные тоже. Сильно большое количество лекарств и запредельные цены, – должны вас насторожить.

Отравление крысиным ядом – нужно обязательно вести в вет.клинику! Тут придется капаться внутривенно. Вы это не осилите. Но на этапе доврачебном нужно сделать две вещи: 1. Уколоть этамзилат или дицинон – по 1 амп. 2. Залить в рот шприцем 100-200 мл раствора Аминокапроновой кислоты.

Есть один очень важный момент – КРЫСИНЫМ ЯДОМ ПО ЗАКАЗУ ВЛАСТЕЙ НЕ ТРАВЯТ, Т.К. ЭТОТ МЕТОД МОЖЕТ ПОВЛЕЧЬ ЗА СОБОЙ ГИБЕЛЬ РЕБЕНКА, МАЛЕНЬКОГО, КОТОРЫЙ ТАЩИТ С  ПОЛА ВСЕ В РОТ! На это власти никогда не пойдут! По этому в 90% случаев отравлений – это не крысиный яд!
ЕЩЕ СОВЕТ:При любом подозрении на отравление в первую очередь

  • 0.5 стакана растительного масла принудительно.
  • Затем корвалол, в зависимости от размера животного.
  • Пиридоксина гидрохлорид в зависимости от размера животного, у меня лайки, им ввожу 2 ампулы сразу.(прим.автора)
  • После всего этого молоко, разведённое пополам с водой неограниченно. Мы уже 6 травлей пережили, а нас травили целенаправленно.”(прим.автора) (Молоко можно заменить на любую жидкость в сочетании с диуретиками.)

Алгоритм следующий: 

1. Вызвать рвоту (например, напоив соляным раствором – столовая ложка на стакан воды, маслом(но здесь была оговорка на печень) Еще мне врач сказала : Вливать молоко с солью или натрием хлорида. (На 1 литр молока – 1 ст.ложка соли )

2. После рвоты адсорбенты. (уголь и др. новые лекарства)

3. Очистительная клизма + слабительные соли (не должна быть теплой)

4. Давать как можно больше жидкости + диуретики, возможны спазмолитики.(диуретики: фуросемид,лазикс и др.)

5. К ветеринару.

Вот еще советы:собаке (10кг)

rp.: sol. vicasoli 0,3% – 5 ml
. d.t.d. n. 2 in ampull.
s. внутримышечно . по 2,5 мл 4 дня подряд
* * * rp.: sol. glucosi 5% pro injectionibus 200ml
sol. ringer-locke pro inject. 200ml
sol.”trisoli” pro inject. 100ml
d.s. внутривенно капельно. чередовать каждые 4 часа 2 дня подряд, на 3-ий –3раза в день, дальше – смотря по самочувствию животного.
* * * rp.: sol. furosemidi 1%- 2ml
d.t.d. n. 2 in ampull.
s. внутривенно. по 0.8 мл 5 дней подряд после капельницы * * *
rp.: sulfocamphocaini 10%-2 ml
pro inject.
d.t.d. n. 2 in ampull. s. внутримышечно. по 0.8 мл на курс лечения в 5 дней
* * * броваферан по 1 мл в течение 5 дней внутримышечно.

ОТРАВЛЕНИЕ ФОСФИДОМ ЦИНКА

Фосфид цинка – неорганическое соединение фосфора. Это порошок темного цвета с чесночным запахом, нерастворим в воде и спирте. Кислотами разрушается с выделением летучего бесцветного очень ядовитого фосфористого водорода.

Препарат высокотоксичен, применяется в приманках для истребления грызунов. Токсичность фосфида цинка в приманках сохраняется годами.

Патогенез. Попадая в организм, фосфид цинка под влиянием желудочной соляной кислоты образует фосфористый водород (фосфин), оказывающий избирательное токсическое действие на нервную систему. Смерть наступает в результате паралича нервной системы. Токсическая доза фосфида цинка для свиней составляет 20-30 мг/кг.

Клинические признаки.

У животных отмечается усиленное слюнотечение, рвота, усиление перистальтики, иногда понос с кровью. Затем появляется тремор, резко выраженные судороги клонико-тонического характера.
Дыхание вначале редкое, переходит в учащенное и становится поверхностным. Развиваются явления асфиксии, ослабления сердечной деятельности, коматозное состояние, температура тела нормальная. Животные погибают обычно через 8- 24 часа после попадания яда с кормом.

Патологоанатомические изменения.

Слизистые оболочки гиперемированы. Слизистая оболочка желудочно-кишечного тракта геморрагически воспалена, имеются кровоизлияния. Содержимое желудка и кишечника с примесью крови и специфическим запахом. В сердце под эпикардом и эндокардом имеются кровоизлияния. Легкие гиперемированы и отечны. Печень, почки кровенаполнены, темновишневого цвета, дряблые.
Диагноз ставят на основании данных анамнеза, клинического и патологоанатомического исследования. В кормах и патологическом материале определяют фосфид цинка.

Лечение. 

Специфического антидота нет. Можно применить люголевский раствор йода внутривенно в дозах 5-10 мл.

Состав лютолевского раствора: йод кристаллический- 1,0; калий йодистый – 2,0; вода дистиллированная – 300,0. Назначают также внутривенно глюкозу с аскорбиновой кислотой и 10-процентный кальция хлорид.

Применяют слабительные соли и средства симптоматического лечения. Для поглощения яда в желудке дают активированный уголь в обычных дозах.

Растительные масла, молоко и другие жиры противопоказаны, поскольку они улучшают всасывание яда.

КОДЕКС ПРОИЗВОДСТВА КИНОФИЛЬМОВ 1930-го ГОДА (КОДЕКС ХЕЙСА)

К вопросу об ответственности автора за свое творения, а также для тех, кто хочет научиться отличать норму от патологии. Здесь практически всё,  за исключением двух-трех подпунктов американской специфики (касающихся тогда еще не изжитой  расовой дискриминации) – прекрасный пример, КАК надо относиться к творчеству…и к людям. Кодекс действовал в Голливуде с 1930 года до начала 60-х.

Кодекс производства звуковых и немых кинофильмов был подготовлен и официально утверждён Ассоциацией производителей кинофильмов (The Association of Motion Picture Producers, Inc.) и Ассоциацией производителей и прокатчиков кинофильмов (The Motion Picture Producers and Distributors of America, Inc.) в марте 1930-го года. На русском языке публикуется впервые. Перевод Сергея Афонина.

Производители кинофильмов отдают себе отчёт в высочайшем уровне доверия к ним со стороны жителей всех стран мира, которое делает кинофильмы универсальной формой развлечения.

Они осознают свою ответственность перед обществом, основанную на таком доверии, а также на том, что развлечение и искусство оказывают глубочайшее воздействие на жизнь нации.

Таким образом, рассматривая кинофильмы прежде всего как форму развлечения, не имеющую своей целью обучение или пропаганду, они признают, что в рамках данного развлекательного жанра они могут нести непосредственную ответственность за духовное и нравственное развитие общества, за улучшение принципов общественной жизни и, в значительной степени, за правильное мировоззрение людей. В условиях быстрого перехода от немого к звуковому кинематографу они осознали необходимость и возможность утвердить настоящий Кодекс, устанавливающий принципы производства кинофильмов с учётом такой ответственности.

Со своей стороны, производители кинофильмов призывают всё общество и лидеров общественного мнения с пониманием отнестись к своим целям и проблемам и предоставить им свободу действия, необходимую для дальнейшего совершенствования кинематографа как полноценной формы развлечения для всех и каждого.

Общие принципы

1. Ни один кинофильм не должен снижать моральные устои аудитории. Таким образом, симпатии аудитории никогда не должны быть на стороне преступления, недостойного поведения, зла или греха.

2. Представлению подлежит только правильный образ жизни, с учётом требований законов драматического и развлекательного искусства.

3. Недопустимо ставить под сомнение естественные и человеческие законы, а также вызывать сочувствие к фактам нарушения таких законов.

Конкретные области применения

I. Противоправные действия

Эти действия никогда не должны быть представлены таким образом, чтобы вызывать сочувствие к преступнику, выступающему против закона и правосудия, а также вызывать желания повторять такие преступления.

1. Убийство:

A. Способы убийства должны представляться таким образом, чтобы не вызывать желания их повторять.

B. Жестокие убийства не должны быть представлены в подробностях.

C. Акты мести в современном обществе не подлежат оправданию.

2. Способы совершения преступлений не должны быть представлены явным образом:

A. Кражи, грабёж, взлом сейфов, взрывы поездов, зданий и т. п. не должны изображаться в подробностях.

B. К поджогам должны применяться такие же ограничения.

C. Использование огнестрельного оружия должно быть максимально ограничено.

D. Недопустимо изображение способов осуществления контрабанды.

3. Незаконный оборот наркотиков не должен быть представлен в кинофильмах.

4. Не оправданное сюжетными соображениями или характером персонажей употребление алкогольных напитков в США не подлежит изображению.

II. Отношения полов

Необходимо всячески поддерживать священный институт брака и семейные ценности. Из содержания кинофильмов не должно следовать, что низменные формы половых отношений являются приемлемыми.

1. Хотя супружеская измена и может в определённых случаях быть необходимым элементом сюжета кинофильма, она не подлежит явному изображению, моральному оправданию и не должна быть представлена в благоприятном свете.

2. Сцены страстной любви:

A. Такие сцены не должны быть представлены в кинофильмах, за исключением случаев, когда они абсолютно необходимы для сюжета.

B. Продолжительные и страстные поцелуи, страстные объятия, непристойные позы и жесты не подлежат изображению.

C. В целом, сцены страстной любви не должны представляться таким образом, чтобы вызывать в зрителях низменные чувства.

3. Соблазнение и сексуальное насилие:

A. Такие мотивы должны изображаться исключительно в форме намёков и только в случае их абсолютной необходимости для сюжета и никогда не должны быть представлены в явной форме.

B. Такие мотивы ни при каких условиях не являются приемлемой темой для комедий.

4. Сексуальные извращения и любые намёки на них запрещаются.

5. Рабство представителей белой расы не подлежит изображению.

6. Расовое смешение (половые отношения между представителями белой и чёрной расы) запрещается.

7. Половая гигиена и венерические заболевания не должны являться темой для кинофильмов.

8. Сцены деторождения не должны изображаться ни в явной, ни в косвенной форме.

9. Показ половых органов детей категорически запрещается.

III. Вульгарность

Трактовка низменных, вызывающих отвращение, неприятных, хотя и не обязательно по сути злых, предметов и мотивов должна всегда быть основана на принципах хорошего вкуса и уважения к чувствам аудитории.

IV. Непристойность

Непристойные высказывания, жесты, цитаты, песни, анекдоты (даже в виде намёков, которые могут быть поняты только частью аудитории) запрещаются.

V. Кощунство и богохульство

Явное кощунство и богохульство (включая упоминания Бога, Господа, Иисуса Христа, кроме подобающих случаев, употребление слов и выражений «дьявол», «сукин сын», «О Боже!»), а также употребление иных кощунственных или вульгарных слов и выражений запрещается.

VI. Костюмы

1. Полное обнажение недопустимо ни при каких обстоятельствах. Это относится как к непосредственному изображению обнажённого тела, так и к изображению силуэтов обнажённых тел, а также к развратным и безнравственным замечаниям по поводу такого изображения, сделанным другими персонажами кинофильма.

2. Сцен раздевания необходимо всячески избегать и использовать их только в случае крайней необходимости для сюжета.

3. Непристойное и неподобающее обнажение запрещается.

4. Танцы или костюмы, предполагающие неподобающее обнажение или непристойные движения, запрещаются.

 

VII. Танцы

1. Танцы, изображающие сексуальные действия или намекающие на таковые, а также непристойное выражение страсти, запрещаются.

2. Танцы, при которых подчёркиваются непристойные движения, признаются морально недопустимыми.

 

VIII. Религия

1. Кинофильмы или эпизоды кинофильмов не должны высмеивать религиозную веру.

2. Священнослужители, выступающие в качестве таковых, не должны выступать в качестве комических или отрицательных персонажей.

3. Ритуалы любых религий должны изображаться со всей возможной точностью и уважением.

IX. Места съёмок

При изображении спален необходимо руководствоваться соображениями хорошего вкуса и такта.

X. Национальное достоинство

1. Необходимо неизменно соблюдать уважение к Флагу США.

2. Необходимо справедливо изображать историю, органы власти, выдающихся людей и всех граждан других стран.

XI. Титры и названия

Запрещается использование провокационных, непристойных или безнравственных названий кинофильмов.

XII. Предметы, вызывающие отвращение

Следующие предметы должно сообразовывать с принципами хорошего вкуса:

1. Казни через повешение или казни на электрическом стуле, применяемые в качестве наказаний за преступления.

2. Жестокие методы допроса.

3. Сцены жестокости.

4. Клеймление людей или животных.

5. Явная жестокость по отношению к детям или животным.

6. Торговля женщинами или женщины, торгующие своей честью.

7. Хирургические операции.

Обоснование положений, составляющих преамбулу настоящего Кодекса

I. Кинофильмы для показа в кинотеатрах, то есть кинофильмы, предназначенные для показа в общедоступных кинотеатрах, в отличие от кинофильмов для показа в церквях, школах, лекториях, на образовательных или общественных мероприятиях и т. п., должны рассматриваться как развлекательные.

Человечество всегда признавало важность развлечения и его ценности для физического и духовного развития людей. Тем не менее также является общепризнанным и то, что развлечение может быть как полезным, так и вредным для человечества и, таким образом, необходимо проводить четкое различие между:

Развлечением, направленным на усовершенствование человека или, как минимум, на возрождение к полноценной жизни людей, униженных жизненными обстоятельствами; и

Развлечением, развращающим людей и снижающим их нравственные устои и отношение к жизни.

Таким образом, моральная значимость развлечения также является общепризнанной. Развлечения вторгаются в личную жизнь людей и существенно влияют на них, они занимают их мысли и чувства в часы досуга и, в итоге тесно связаны со всей их жизнью. По качеству развлечений о человеке можно судить не менее точно, чем по качеству его работы.

Следовательно, надлежащие развлечения укрепляют моральные устои нации.

Ненадлежащие развлечения ухудшают жизнь нации и разрушают её моральные устои.

Обратите внимание, например, на здоровую реакцию людей на такие здоровые виды спорта, как бейсбол и гольф, и нездоровую реакцию людей на такие нездоровые виды спорта, как петушиные бои, коррида, охота на медведя и т. п.

Стоит вспомнить также воздействие на публику в древности гладиаторских боев, непристойных древнеримских комедий и т. п.

II. Кинофильмы, прежде всего, являются важными произведениями искусства.

Хотя кинематограф является новым видом искусства, а возможно, даже и сочетанием разных его видов, его предметом является предмет всех иных жанров — отображение мысли, эмоции и самой жизни человека, взывающее к душе через посредство чувств.

Таким образом, оставаясь видом развлечения, искусство непосредственным образом входит в жизнь человека.

Искусство может быть нравственным и возвышающим человека. Такое воздействие оказывают хорошая музыка, шедевры живописи, классическая литература, поэзия и драматургия.

Искусство может быть безнравственным по своему воздействию на людей. Речь идёт о нечистом искусстве, непристойных книгах, развращающей зрителей драматургии. Эта продукция оказывает на людей очевидное отрицательное воздействие.

Примечание. Часто провозглашается, что искусство само по себе находится вне морали и не может быть ни хорошим, ни плохим. Это так в отношении самого предмета, которым является музыка, живопись, поэзия и т. д. Однако этот предмет является продуктом деятельности чьего-то ума, а намерения этого ума во время создания данного предмета были либо нравственными, либо безнравственными. Кроме того, данный предмет оказывает определенное воздействие на тех, кто с ним сталкивается. И в случае с намерением автора продукта и в случае с явным воздействием этого продукта, он приобретает глубокую моральную значимость и очевидные моральные качества.

Таким образом, кинофильмы, которые являются наиболее популярным видом массового искусства, обладают особыми моральными качествами, выражающимися в намерениях умов, их создавших, и в их воздействии на нравственность и реакции зрителей. Всё это придает им важнейшее нравственное значение.

1. Они воспроизводят нравственные устои людей, которые используют кинофильмы в качестве средства выражения своих мыслей и идеалов.

2. Они воздействуют на моральные устои тех, кто через экранные образы воспринимает эти мысли и идеалы. В случае кинофильмов это воздействие может особенно усиливаться вследствие того, что ни один другой вид искусства не затрагивает столь быстро столь широкую аудиторию. На протяжении очень короткого периода времени кинематограф стал искусством для миллионов.

III. Кинофильм, вследствие своей важности в качестве развлечения и вследствие того доверия, с которым к нему относится человечество, имеет особые моральные обязательства.

1. Большинство произведений искусства предназначено для восприятия зрелыми людьми. Искусство кинематографа одновременно обращается к представителям всех классов общества, зрелым, незрелым, развитым, неразвитым, законопослушным и преступникам. В музыке есть разные жанры для разных слоёв общества, то же самое можно сказать о литературе и драматургии. Искусство же кинематографа, сочетающее в себе разглядывание изображений и прослушивание историй, обращается ко всему обществу в целом.

2. Вследствие простоты перевозки кинопленки и распространения кинофильмов, а также по причине возможности изготовления множества копий фильмов искусство кино достигает мест, недостижимых для других видов искусства.

3. По этим двум причинам сложно производить фильмы, предназначенные только для определённой категории зрителей. Кинотеатры построены для масс, как для культурных, так и для некультурных людей, для зрелых и незрелых, для достойных граждан и для преступников. В отличие от книг и музыкальных произведений, доступ к кинофильмам невозможно ограничить рамками избранных аудиторий.

4. Таким образом, то, что позволено в книге, не может быть позволено в кинематографе. Кроме того:

A. Книга описывает; фильм представляет в явном виде. В книге содержатся мёртвые страницы; в фильме действуют очевидно живые люди.

B. Книга взывает к уму читателя только с помощью слов; фильм проникает в сознание зрителя через глаза и уши, через воспроизведение реальных событий.

C. Реакция читателя на книгу во многом зависит от богатства его воображения; реакция зрителя на кинофильм зависит от яркости представленных в нём образов.

Поэтому многие предметы, которые прямо или косвенно могут быть представлены в книге, не могут и не должны быть представлены в кинофильме.

5. Все эти утверждения также относятся и к сравнению кинофильма и газеты:

A. Газеты описывают события; кинофильмы их непосредственно представляют.

B. Газетные сообщения появляются после событий и представляют их в прошлом; кинофильмы показывают события в их развитии в явной и реалистичной форме.

6. Не всё, что возможно в театральной пьесе, также возможно и в кинофильме:

A. Вследствие большей широты и социального разнообразия аудитории кинематографа: с точки зрения психологии, чем больше аудитория, тем ниже её способность к сопротивлению моральным провокациям.

B. Поскольку с помощью света, крупных планов персонажей, монтажа, акцентов на отдельных сценах и т. п. рассказываемая в кинофильме история оказывается ближе к зрителю, чем театральный спектакль.

C. Общественное почитание и интерес к киноактёрам и киноактрисам, достигшие небывалых в истории масштабов, заставляют зрителей с заведомым сочувствием относиться к персонажам, которых они играют, и к историям, в которых они участвуют. Поэтому аудитория может с лёгкостью спутать актера или актрису с персонажами, которых они представляют, ведь зрители особенно восприимчивы к эмоциям и идеалам, представляемым их любимыми кинозвёздами.

7. В небольших населённых пунктах, отличающихся меньшей искушённостью их жителей и лишённых тех ограничений, которые зачастую формируют моральные и этические нормы в крупных городах, любые кинофильмы, тем не менее, столь же доступны.

8. Величие массовых сцен, масштабы экранного действия, живописные красоты и т. д. более интенсивно влияют на эмоции аудитории.

В целом, мобильность, популярность, доступность, чувственное воздействие, яркость, прямолинейность в изображении событий делают кинофильмы гораздо более близкими аудитории и производят на неё гораздо более сильное эмоциональное воздействие.

Из этого следует гораздо большая моральная ответственность кинематографа.

Обоснование основных принципов

I. Ни один кинофильм не должен снижать моральные устои аудитории. Таким образом, симпатии аудитории никогда не должны быть на стороне преступления, недостойного поведения, зла или греха.

Такое имеет место, когда:

1. Зло представлено в привлекательном или благоприятном свете, а добро представлено в отрицательном свете.

2. Сочувствие зрителей привлекается на сторону преступления, неподобающего поведения, зла или греха. Это же относится к ситуациям, когда зрителей настраивают против добродетели, достоинства, невинности, чистоты или честности.

Примечание. Сочувствие к человеку, совершающему греховное деяние, — это не то же самое, что сочувствие к греху или преступлению, в котором такой человек виновен. Мы можем с жалостью относиться к бедственному положению убийцы и даже понимать причины, приведшие его к преступлению, но мы не должны испытывать сочувствия к совершенному им злодеянию. Изображение зла нередко является необходимым в литературе и драматургии. Само по себе это не является недостатком, при условии что:

A. Зло не представляется привлекательным. Даже если далее в кинофильме зло оказывается разоблаченным или наказанным, оно никогда не должно изображаться в позитивном свете, вынуждающем зрителя сочувствовать или оправдывать его настолько сильно, что последующее разоблачение будет вскоре забыто, а в памяти аудитории останется только явная прелесть греха.

B. Таким образом, на протяжении всего фильма аудитория должна чётко понимать, что зло — это плохо, а добро — хорошо.

II. Представлению подлежит, насколько это возможно, только правильный образ жизни.

Кинофильмы могут представлять самые разные стороны жизни в её широчайших проявлениях. При условии неизменного представления правильного образа жизни кинофильм может оказать сильнейшее воздействие на зрителя. Кинофильм укрепляет его характер, прививает правильные идеалы, устанавливает правильные принципы, причём всё это происходит в форме занимательной истории.

Если кинофильмы последовательно воспитывают восхищение высоконравственными персонажами и представляют истории, которые меняют жизнь зрителей к лучшему, они могут стать одной из самых мощных сил для развития человечества.

III. Естественные и человеческие законы не должны становиться предметом насмешки, а нарушения закона не должны вызывать сочувствия.

Под естественными законами здесь понимаются законы, которые записаны в сердцах всего человечества, — величайшие принципы правоты и справедливости, диктуемые нам нашей совестью.

Под человеческими законами здесь понимаются законы, принятые в цивилизованных странах.

1. Изображение преступлений против закона часто бывает необходимым для создания сюжета фильма. Однако такое изображение не должно вызывать чувства симпатии к преступлениям и чувства солидарности с преступником против тех, кто его наказывает.

2. Суды не должны изображаться как несправедливые. Это не значит, что нельзя изображать несправедливость отдельных судов и тем более отдельных судей. Однако достоинство и репутация всей судебной системы страны не должна страдать в результате такого изображения.

Пояснения к конкретному применению положений Кодекса

I. Грех и зло присутствуют в жизни людей и, таким образом, сами по себе являются правомерным драматическим материалом.

II. При использовании такого материала необходимо различать грехи, отталкивающие по самой своей природе, и грехи, которые зачастую могут выглядеть привлекательными.

К первому виду относятся убийства, большинство краж, многие преступления против закона, ложь, лицемерие, жестокость и т. д.

Ко второму виду относятся сексуальные грехи, грехи и преступления, связанные с явным геройским поведением, такие как бандитизм, дерзкие кражи, руководство силами зла, организованная преступность, акты мести и т. д.

К изображению грехов первого вида можно относиться с меньшей осторожностью, поскольку такие грехи и преступления непривлекательны сами по себе. Зрители испытывают инстинктивное отвращение к таким грехам и относятся к ним с возмущением.

При этом очень важно не сформировать у зрителей, особенно юных и впечатлительных, привычки к самой идее или факту преступления. Люди могут привыкнуть даже к убийствам, жестокости, зверству и отвратительным преступлениям, если они повторяются слишком часто.

К изображению второго вида грехов, однако, необходимо относиться с особой осторожностью, поскольку реакция человеческой натуры на них очевидна. Эта проблема более подробно рассмотрена ниже.

III. Можно провести чёткое различие между кинофильмами, предназначенными для широкого проката, и фильмами, направленными на ограниченные аудитории.

Темы и сюжеты, вполне приемлемые для последних, могут оказаться явно непригодными и опасными для первых.

Примечание. Практика показа фильмов в общественных кинотеатрах при условии допуска на просмотр «только совершеннолетних» зрителей является лишь отчасти удовлетворительной и лишь отчасти достигает необходимых целей.

Тем не менее более зрелые умы могут с легкостью понять и принять без какого-либо вреда для себя такие темы и сюжеты, которые нанесут более юным зрителям явный моральный ущерб.

Таким образом, теоретически возможно создание особого типа кинотеатров исключительно для совершеннолетних зрителей, которым показывались бы фильмы такого характера (острые темы со сложной аргументацией и способами представления материала, допустимыми только для взрослых), но учреждений для ограниченного проката фильмов в настоящее время не существует.

I. Противоправные действия. Изображение противоправных действий не должно:

1. Обучать способам совершения преступлений;

2. Подталкивать потенциальных преступников к повторению изображаемого;

3. Изображать преступников в качестве героев и оправдывать их преступные действия.

Акты мести в современном обществе не подлежат оправданию. В менее цивилизованных частях мира и во времена иных общественных моральных устоев представление актов мести иногда возможно. Это особенно касается тех мест, где не существует законов, запрещающих преступления, которые послужили исходной причиной для актов мести.

Ввиду общественной опасности последствий торговли наркотиками эта тема не должна представляться в какой бы то ни было форме. Не нужно привлекать внимание зрителей к наличию таких фактов.

Употребление алкогольных напитков не должно изображаться чрезмерно. В сценах американской жизни такое изображение может быть продиктовано только требованиями сюжета или характеризации персонажей, но и в таких случаях необходимо руководствоваться принципами сдержанности.

II. Отношения полов. Исходя из неизменного уважения к священному институту брака и семейным ценностям, «любовные треугольники», то есть любовь третьего лица к лицу, уже находящемуся в браке, необходимо изображать с максимальным тактом. Такое изображение никогда не должно ставить под сомнение ценность института брака как такового.

Сцены страстной любви должны представляться на основе честного признания особенностей человеческой природы и нормального поведения человека. Многие сцены не могут быть представлены без того, чтобы не возбудить в юной, незрелой или преступной аудитории нежелательных эмоций.

Даже в случае чистой любви некоторые факты по мнению законодателей, находятся за пределами дозволенного для публичной демонстрации.

В случаях изображения нечистой любви, к которой общество всегда относилось с порицанием и которая всегда была запрещена божественным законом, необходимо руководствоваться следующими правилами:

1. Нечистая любовь не должна быть представлена привлекательной или красивой.

2. Она не должна быть предметом комедии или фарса или использоваться для того, чтобы рассмешить зрителей.

3. Она не должна быть представлена таким образом, чтобы вызывать возбуждение или нездоровое любопытство аудитории.

4. Она не должна выглядеть морально приемлемой или допустимой.

5. В целом, при изображении такой любви необходимо избегать каких-либо подробностей.

III. Вульгарность; IV. Непристойность; V. Кощунство и богохульство не нуждаются в более подробных пояснениях, чем указано в тексте Кодекса.

VI. Костюмы. Основные принципы:

1. Факт воздействия обнажённого или частично обнажённого тела на нормальных мужчин или женщин, а тем более на молодых и незрелых людей признаётся всеми законодателями и моралистами.

2. Таким образом, тот факт, что обнажённое или частично обнажённое тело может быть красивым, не делает его использование в фильмах морально приемлемым, поскольку, кроме красоты, необходимо также учитывать воздействие обнажённого или частично обнажённого тела на нормального человека.

3. Изображение обнажённого или частично обнажённого тела, используемое исключительно для добавления в кинофильм некой «остроты», признаётся аморальным. Его аморальность заключается в воздействии на среднюю аудиторию.

4. Изображение обнажённого тела ни при каких условиях не должно считаться абсолютно необходимым для сюжета кинофильма. Частичное обнажение тела не должно оказывать на аудиторию неподобающего воздействия или изображаться непристойно.

5. Прозрачные или просвечивающие одежды и силуэты зачастую более развратны, чем полное обнажение.

VII. Танцы. Танец как таковой признаётся видом искусства и прекрасной формой выражения человеческих эмоций.

Однако танцы, которые намекают на сексуальные действия или воспроизводят их, будь то сольные танцы или танцы с одним или несколькими партнёрами; танцы, направленные на возбуждение эмоциональной реакции аудитории; танцы с движениями груди или излишними движениями тела при неподвижных ногах нарушают правила пристойности и неприемлемы.

VIII. Религия. Священнослужители не должны представляться в качестве комических или отрицательных персонажей, по той причине, что отношение к таким персонажам может быть легко перенесено на отношение к религии в целом. Отношение к религии может умаляться вследствие умаления уважения зрителей к конкретным священнослужителям.

IX. Места съёмок. Определённые места настолько тесно и очевидно связаны с отношениями полов или с греховными отношениями, что их изображение должно быть в определённой степени ограничено.

X. Национальные чувства. К неотъемлемым правам, истории и чувствам любой нации необходимо относиться со всем возможным вниманием и уважением.

XI. Названия. Поскольку названия кинофильмов являются брендом для специфической категории продукции, они должны соответствовать этическим принципам, применимым ко всей добросовестно производимой продукции.

XII. Предметы, вызывающие отвращение. Изображение таких предметов иногда необходимо по сюжетным соображениям. Трактовка таких предметов ни при каких условиях не должна нарушать принципов хорошего вкуса или оскорблять чувства зрителей.

Отсюда

вернуться к оглавлению раздела

ЦЕНА ВДОХНОВЕНИЯ

Предисловие

Dogma

Писатель несет ответственность за те слова, которые он пустил в мир, и должен соизмерять свои силы, испытывать,  какого рода вдохновение его посетило : от Бога,  или же  из недоброго источника; тем более , что книги живут дольше автора, и несут его послание будущим поколениям.

И как же презираем в народе был тот, кто посылал потомкам разрушительный импульс! Старинная притча, обработанная баснописцем Крыловым,  не оставляет в этом сомнений:

…Ты ль Провидению пеняешь ? И ты ль с Разбойником себя равняешь ? Перед твоей ничто его вина. По лютости своей и злости, Он вреден был, Пока лишь жил; А ты…уже твои давно истлели кости, А солнце разу не взойдет, Чтоб новых от тебя не осветило бед. Твоих творений яд не только не слабеет, Но, разливаяся, век от веку лютеет…  (Басня “Сочинитель и разбойник)

Однако, со времени написания басни, и проверенное всей историей человечества требование “думай, что творишь!” уступило  место идее о неподсудности, вседозволенности автора,  а самые выдающиеся произведения априори стали предполагаться,  как  несущие зло:

Почему настоящее произведение искусства – это всегда ересь, кто бы его не создал, атеист или верующий? Почему художник не может удержаться, чтобы не переступить за грань? Да потому, конечно, что он – художник.

Вот такую мысль высказал современный автор Михаил Назаренко (эссе “Рукописи, которые почти сгорели”)

Какая же беда стряслась с отечественной литературой, да и всей культурой,  за  минувшие полтораста лет? Почему призыв  “сеять разумное, доброе, вечное” был отринут, а взамен  предложено уничтожать и подвергать осмеянию всё  высокое и святое,  рубить корни,  благодаря которым люди оставались людьми?

А случилось вот что: разъедающую лучшие устремления прививку,  которую западной культуре сделал  Зигмунд Фрейд,  закрепляя “успехи” декаденса, в наших условиях произвел другой врач, ставший позже писателем. Михаил Булгаков.

Серьезную критику самой лукавой вещи Булгакова, “Мастер и Маргарита”, очень сложно найти.  Даже представители духовенства, указывая на подмену понятий, сделанную в романе, и возможные гибельные  последствия этой подмены для неискушенных читателей, не рискуют предъявить претензии самому автору, вместо этого прибегая к софистике и нахваливая “замечательного  писателя”, якобы показавшего через негатив, как это плохо, забывать Бога.

Но, мы сейчас не задаемся целью критиковать критиков;  читатель сможет сам делать выводы об искренности того или иного автора по его статьям. Сейчас гораздо важнее высказать свою точку зрения.

По многим признакам понятно – Булгаков “ведал, что творил”.  Даже аппелируя к тому факту, что будущий писатель родился в семье профессора богословия и его родные были в большинстве своем священнослужители,  достаточно вспомнить, в какую эпоху он рос  – и получить возможную причину его “низкого” выбора:

…Вспомним, какой пример давали интеллигенция, дворянство, купечество, чиновничество народу, а мы, священнослужители, были еще хуже всех.

Из детей священников выходили воинствующие атеисты, безбожники, революционеры, потому что в семьях своих видели они безверие, ложь и обман. Задолго до революции утратило священство право быть наставником народа, его совестью. Священство стало кастой ремесленников. Атеизм и безверие, пьянство, разврат стало обычным в их среде… (“Отец Арсений”, глава “Ты с кем, поп?”)

Предварив таким образом (смею надеяться) все могущие возникнуть вопросы,  оставляю вас наедине с размышлениями и аргументами критика, чье мнение, на наш взгляд, наиболее близко к истине.

ЦЕНА ВДОХНОВЕНИЯ

Ирина Гончаренко

В своем самом знаменитом романе Михаил Булгаков распрямляет расплющенный атеизмом мир, и в нём открывается новое измерение. Появляется «вертикаль», только вертикаль вверх или вниз?

О романе «Мастер и Маргарита» «с последующим его разоблачением».

Само это распрямление увлекает и радует. Главы появлении иностранца на Патриарших прудах, странные его спутники, погоня Ивана Бездомного великолепны. Даже зловещие предзнаменования нам отрадны, если они отваливают камень оголтелого победившего атеизма. А дальше всё уже не так просто.

Евангелие от сатаны

Для меня убедительно исследование романа отцом Андреем Кураевым, который утверждает, что Михаил Афанасьевич Булгаков спорит с атеизмом советской поры, доводя до логического конца позицию своих оппонентов. Работая над романом между 1928 и 1938 годами, он изобразил, кто приходит на освобождённое от Бога место в Москву. Главный герой романа – сатана Воланд.

Но начнём с того, что обходит отец Андрей Кураев. Поскольку его читательская аудитория – люди, знающие Евангелия, он не занимается очевидным и кощунственным несовпадением «древних глав» «Мастера и Маргариты» с Новым Заветом.

Михаил Афанасьевич Булгаков, сын преподавателя духовной академии, разумеется, писал свой роман, имея в виду такое же несомненное знание читателем истинных Евангелий, какое было у него самого. Но роман Булгакова включён в программу, и примерно девяносто восемь из ста школьников, по моим наблюдениям, принимают «древние главы» как подлинную историю Христа. Лучший рецепт от подобной ошибки – читать Евангелия, но вот информация на первый случай.

Вы обратили внимание на то, что «древние главы» появляются в романе сначала как рассказ Воланда, то есть рассказ сатаны? Далее эта история продолжается как сон Ивана Бездомного в психиатрической клинике.

«Как я угадал!» – восклицает Мастер, слушая рассказ Ивана, и безошибочно утверждает, что Иван на Патриарших встретился с сатаной. Получается, что именно роман о Пилате его с сатаной познакомил, и он узнал теперь источник своего вдохновения. «А ваш знакомый с Патриарших сделал бы это лучше меня», – отвечает Мастер на просьбу Ивана рассказать, что было дальше.

«Я вспомнить не могу без дрожи свой роман», – говорит он тому же Ивану, и не стоит поспешно соотносить это чувство только с травлей Мастера. Его вдохновение заканчивается психической болезнью, страшной опустошённостью. «У меня больше нет никаких мечтаний, и вдохновения тоже нет. Меня сломали, мне скучно», – говорит извлечённый из лечебницы Воландом Мастер. Это состояние похоже на расплату за добровольную одержимость.

Нельзя не согласиться с отцом Андреем Кураевым, утверждающим, что главное действующее лицо романа – Воланд, а Мастер и Маргарита появляются на страницах по мере необходимости их для Воланда. Но зачем сатане Мастер? Бесы лишены творческого дара, присутствующего в людях по образу Божию. Воланд может внушить, но не может без человека написать.

Мастера гнало вдохновение. Булгаков подарил своему герою собственный ошеломляющий литературный дар, и мне не удивительно, что я знаю многих людей, способных цитировать наизусть целыми абзацами этот блистательный текст.

А сейчас ненадолго оторвёмся от романа Булгакова и странным, на первый взгляд, образом заговорим о том, за что был предан анафеме Лев Николаевич Толстой. Гениальный писатель к концу жизни решил выйти за рамки литературы и создать новую отредактированную им религию, в которой Иисус Христос превращался из Богочеловека в обычного человека, проповедника и моралиста.

Отрицание чудес и Божественной природы Христа были такой чудовищной, губительной и унылой ложью, что Церковь вынуждена была объявить: то, что проповедует граф Толстой, к Церкви и Новому Завету отношения не имеет.

И вот на страницах романа «Мастер и Маргарита» мы читаем евангелие от сатаны – историю наивного добрячка, кого-то вроде экстрасенса, временно снимающего головную боль, «стучащего» на Левия Матфея, который «ходит за ним с козлиным пергаментом и всё неправильно за ним записывает» и создаёт путаницу, которая, как он опасается, «будет продолжаться очень долго». Этой «путаницей» оказываются истинные Евангелия, по мнению Иешуа Га-Ноцри – уточним: по мнению персонажа, подменяющего собой Христа в интерпретации сатаны.

Иисус Христос, о чём свидетельствуют истинные Евангелия, молчал в ответ на вопрос Пилата: «Что есть истина?» – поскольку как сердцеведец знал, что для Пилата это вопрос риторический, а прежде ученикам Своим Господь говорил: Я есмь путь и истина и жизнь (Ин. 14, 6).

Булгаковский же Иешуа говорит Пилату: «Истина в том, что у тебя болит голова», – отрицая абсолютную истину и погружая нас в релятивизм: сейчас истина в том, что у тебя болит голова, затем истина будет в том, что идёт дождь и так далее, и ничего, кроме текучих мгновений.

В православной иконописи нет натуралистичности страдания на Кресте не потому, что страданий не было, а потому, что на Кресте умирал Богочеловек, обнимая с Креста всё человечество. Если искать удачные литературные тексты на эту мало подвластную литературе тему, то самые лучшие строки у Пастернака:

Перестроятся ряды конвоя, И начнётся всадников разъезд. Словно в бурю смерч, над головою Будет к небу рваться этот крест. Для кого на свете столько шири, Столько муки и такая мощь? Есть ли столько душ и жизней в мире, Столько поколений, рек и рощ?

Закопанный глубоко в землю Иешуа «древних глав» опровергает Воскресение Христово, а опознавательное кольцо с насечкой, о котором позаботился Афраний, – отрицание чуда обретения Креста Господня. Когда уже в 325 году пытались узнать, какой из трёх крестов, брошенных на Голгофе, Христов, Крестом Господним воскресили покойника.

Глава «Казнь» удушает. Раскалённая солнцем Голгофа – воплощение отчаяния, мира без Бога, без вечности. Левий Матфей, как истый маг или шаман, пытающийся подчинить себе потусторонние силы, горюет, что «поспешил со своими проклятиями и теперь бог не послушает его». После смерти Иешуа ему остаётся только месть Иуде. Нет спасительной сверхъестественной силы, нет Креста, прокладывающего людям возможность воссоединения разорванной грехом связи с Богом, нет победы над адом и смертью – словом, всё, как хотелось бы бесам, сатанинская редакция Евангелия.

И если это предупреждение о том, кто приходит на освобождённое от Бога место, то единственно разумной реакцией на это предупреждение будет чтение хотя бы самого короткого из Евангелий – Евангелия от Марка. Любить Булгакова, не зная того, что знал он, – это любить его себе во вред и иронию Булгакова принимать за чистую монету. Даже Берлиоз сразу же отозвался на повествование Воланда:

«- Ваш рассказ чрезвычайно интересен, профессор, но он не совпадает с евангельскими рассказами».

А далее последовало издевательство сатаны над атеистом:

«- Помилуйте, – снисходительно усмехнувшись, отозвался профессор, – уж кто-кто, а вы-то должны знать, что ровно ничего из того, что написано в Евангелиях, не происходило в самом деле никогда, и если мы начнём ссылаться на Евангелия как на исторический источник… – он ещё раз усмехнулся, и Берлиоз осёкся, потому что буквально то же самое он говорил Бездомному, идя с тем по Бронной к Патриаршим прудам».

Если Берлиоз знал о несоответствии Евангелиям «древних глав», которые и составляют роман Мастера, то, несомненно, знал об этом и сам Мастер. Он рассказывает Ивану Бездомному, что знает пять языков: английский, немецкий, французский, латынь, греческий и немного читает по-итальянски. Совершенно очевидно, что человек, которому в 1928 году «примерно тридцать восемь» и который так глубоко образован, Евангелия знает не хуже Булгакова. И что тогда роман Мастера? Это сознательное богохульство или, как у самого автора, предупреждение распоясавшимся атеистам? Есть ли подсказки у мастера загадок Булгакова?

Мастер, в отличие от Булгакова, слишком наивен, чтобы сознательно бросить вызов победившему атеизму. Советскую действительность он просто не знает и не понимает. Подобное предположение порождает его восхищение умом Алоизия Могарыча: «Если я не понимал смысла какой-нибудь заметки в газете, Алоизий объяснял мне её буквально в одну минуту, причём видно было, что объяснение не стоило ему ровно ничего. То же самое с жизненными явлениями и вопросами».

В этом случае возникает прямая параллель между Мастером и Алоизием – Иешуа и Иудой. Наивен Мастер и не знает жизни, хоть и говорит о своей недоверчивости и подозрительности.

Что же двигало им во время работы? Что говорит об этом он сам? А говорит он почему-то подробно об обстановке своей квартирки, когда пытается рассказать о периоде своего писательства:

«- Ах, это был золотой век, – блестя глазами, шептал рассказчик, – совершенно отдельная квартирка, и ещё передняя и в ней раковина с водой, – почему-то особенно горделиво подчеркнул он, – маленькие оконца над самым тротуарчиком, ведущим от калитки. Напротив, в четырёх шагах, под забором, сирень, липа и клён… Ах, какая у меня была обстановка… Необыкновенно пахнет сирень! И голова моя становилась лёгкой от утомления, и Пилат летел к концу…»

Трудно предположить что-либо другое, кроме того, что Мастером двигало удовольствие от работы, радость вдохновения самого по себе. Мастер, в отличие от Пушкина, не задавался вопросом «Куда ж нам плыть?» Какая разница, откуда вдохновение, какова цель плаванья, когда морской ветерок так приятно треплет волосы?

При всём том, что роман многократно заставляет вспомнить факты жизни самого Булгакова, сейчас мы имеем возможность развести в стороны автора и его героя Мастера. Не наивен Михаил Афанасьевич, а Мастер, вдохновенно и уютно богохульствуя, выполняет заказ своего вдохновителя и расплачивается сумасшедшим домом немедленно по окончании работы.

«Верная и вечная»

Мастер очевидно связан с сатаной и вдохновением, и через Маргариту. Похоже, он одновременно и пишет роман для сатаны, и является наживкой для обретения королевы бала. Помните, Азазелло появляется подле Маргариты только после её восклицания: «Ах, право, дьяволу бы я заложила душу, чтобы только узнать, жив он или нет!»

Маргарита как-то странно неотделима от романа Мастера. Когда Мастер работал, Маргарита «нараспев и громко повторяла отдельные фразы, которые ей нравились, и говорила, что в этом романе её жизнь». «Я всю жизнь вложила в эту твою работу», – говорит Маргарита Мастеру. Она испытывает ненависть ко всем, кто отверг роман Мастера, ведьмой она громит квартиру Латунского, а внимательный читатель обратил, возможно, внимание на то, как судьба романа меняет отношения Мастера и Маргариты:

«Настали совершенно безрадостные дни. Роман был написан, больше делать было нечего, и мы оба жили тем, что сидели на коврике на полу у печки и смотрели в огонь. Впрочем, теперь мы больше расставались, чем раньше. Она стала уходить гулять».

Продолжим разговор о Маргарите. Боюсь, что очень немногие не поддаются гипнозу булгаковских слов: «За мной, читатель! Кто сказал тебе, что на свете нет настоящей верной и вечной любви? Да отрежут лгуну его гнусный язык!»

На свете, несомненно, есть настоящая верная и вечная любовь, но воплощают её вовсе не Мастер и Маргарита.

Для отца Андрея Кураева убогая сущность Маргариты несомненна: «Не стоит романтизировать Маргариту, отдирать от неё те черты, которые ей придал Булгаков, а насильственно отреставрированный лик ведьмы возносить на одну ступень со светлыми Мадоннами русской классики… Вы можете себе представить, чтобы у Льва Толстого Наташа Ростова улыбнулась Пьеру, „оскалив зубы”»?

Давайте проследим, как и каким образом происходит в булгаковском романе эта тонкая и завораживающая подмена, превращающая скучающую неверную жену и ведьму в воплощение «верной и вечной любви».

«Майское солнце светило нам. И скоро, скоро стала эта женщина моею тайною женой», – рассказывает Мастер.

Как красиво звучит «тайною женой», совсем не то, что любовницей. Тайною женой Ромео была Джульетта: они были обвенчаны, и никто об этом не знал. В этом словосочетании чувствуется чистота и нешуточность отношений. Когда придёт черёд выразиться поточнее, Маргарита скажет: «Хочу, чтобы мне немедленно вернули моего любовника Мастера!»

Если уважаемый читатель склонен отличать любовь от страсти, то его насторожит, а вовсе не умилит такое точное и образное сравнение: «Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих! Так поражает молния, так поражает финский нож!»

История любви Мастера и Маргариты, как и история вдохновения Мастера, тут же превращается в описание уюта и антуража:

«Она приходила, и первым долгом надевала фартук, и в узкой передней, где находилась та самая раковина, которой гордился почему-то бедный больной, на деревянном столе зажигала керосинку, и готовила завтрак, и накрывала его в первой комнате на овальном столе. Когда шли майские грозы и мимо подслеповатых окон шумно катилась в подворотне вода, угрожая залить последний приют, влюблённые растапливали печку и пекли в ней картофель… В подвальчике слышался смех, деревья в саду сбрасывали с себя после дождя обломанные веточки, белые кисти. Когда кончились грозы и пришло душное лето, в вазе появились долгожданные и обоими любимые розы».

Описание весенних гроз, сада после дождя, роз воспринимаются как описание чувств Мастера и Маргариты, а слова о муже Маргариты и о жене Мастера – это что-то уже заведомо тусклое, не роковое, унылое, пыльное.

«Она-то, впрочем, утверждала впоследствии, что любили мы друг друга давным-давно, не зная друг друга, никогда не видя, и что она жила с другим человеком, и я там тогда… с этой, как её… С этой… Ну… – ответил гость и защёлкал пальцами.

– Вы были женаты?

– Ну да, вот я же и щёлкаю. На этой Вареньке, Манечке… нет, Вареньке… ещё платье полосатое… Музей… впрочем, я не помню».

Эта забывчивость Мастера должна поведать нам, что никого и не было в его жизни, если сравнить прошлое с его новым чувством. Вот она донна Анна, а всё остальное не в счёт. Читывали уже о таком не раз и в жизни встречали. Продолжим наблюдать механизм ловких превращений.

«Бездетная тридцатилетняя Маргарита была женою очень крупного специалиста, к тому же сделавшего важнейшее открытие государственного значения. Муж её был молод, красив, добр, честен и обожал свою жену». Далее следует подробное описание особняка и больших материальных возможностей Маргариты.

«Словом… она была счастлива? Ни одной минуты! С тех пор, как девятнадцатилетней она вышла замуж и попала в особняк, она не знала счастья. Боги, боги мои! Что нужно было этой женщине, в глазах которой всегда горел какой-то непонятный огонёчек, что нужно было этой чуть косящей на один глаз ведьме, украсившей себя тогда весною мимозами? Не знаю. Мне неизвестно. Очевидно, она говорила правду, ей нужен был он, Мастер, а вовсе не готический особняк, и не отдельный сад, и не деньги. Она любила его и говорила правду».

Давайте с филологической въедливостью посмотрим, что вдруг по дороге исчезло из списка? Что было у Маргариты такого, что не попало в противопоставление её чувства к Мастеру? Из списка как-то невзначай выпал молодой красивый, добрый, честный и обожающий свою жену муж. Выбор, оказывается, Маргарита делала только между особняком, деньгами и Мастером, и выбрала Мастера, что очень, в таком случае, похвально.

Попробуем представить себе Татьяну Ларину, которая отказалась от «пышности и мишуры», от «успехов в вихре света», своего «модного дома и вечеров», и пустилась во все тяжкие с Онегиным. Получается? Нет, не получается. Татьяна, в отличие от Маргариты, и Пушкин, в отличие от Булгакова, не играют в частичную амнезию и мужа, как брелок с ключами, не теряют. «Я другому отдана и буду век ему верна», – и всё тут.

«Жена не лапоть, с ноги не сбросишь», – говорит русская пословица. «Сбросишь», если ты далёк от нравственных устоев собственного народа. К слову, о происхождении Маргариты «игриво трещал Коровьев:

– Если бы расспросить некоторых прабабушек и в особенности тех из них, что пользовались репутацией смиренниц, удивительнейшие тайны открылись бы… Намекну: одна из французских королев, жившая в шестнадцатом веке, надо полагать, очень изумилась бы, если бы кто-нибудь сказал ей, что её прелестную прапрапраправнучку я по прошествии многих лет буду вести по бальным залам».

Маргарита – плод долгой цепи лицемерия и прелюбодеяний, и только от читателя зависит, побрезгует он кривляющимся Коровьевым или сладко замрёт у него сердце: «Вот это женщина! Вот это родословная!»

В этой неприметной подтасовке, в этом выворачивании всего с ног на голову больше правды о бесах, чем в открыто хулиганских похождениях кота и Коровьева или воробышке, отбивающем лапкой фокстрот.

Эпиграф

Давайте дополним тот отрывок текста из «Фауста», который стал столь знаменитым эпиграфом к «Мастеру и Маргарите». «Я – часть той силы, что вечно хочет зла, творит лишь благо», – это Мефистофель сам о себе. А далее Фауст о Мефистофеле: «По действиям прозванье вам даётся: дух злобы, демон лжи, коварства».

Когда Воланд говорит о болтовне кота: «Интереснее всего в этом вранье то, что оно враньё от первого до последнего слова», – на эти слова стоит обратить внимание. Это действительно очень редкий случай абсолютной лжи, а в бесовской арсенал входят подтасовки, умолчания, неприметные перекручивания с изрядной долей правды для полного и действенного одурачивания.

Мне доводилось читать, что бесы в романе Булгакова так справедливы и милы, что это скорее некие силы возмездия, чем бесы. Но есть в романе момент, говорящий и об ином. Представляя некоего отравителя на балу у сатаны, Коровьев говорит: «Как-то раз Азазелло навестил его и за коньяком нашептал ему совет, как избавиться от одного человека, разоблачений которого он чрезвычайно опасался».

Искушать – тоже прямое дело бесов, а то, что терпят от них именно те, кто на их искушения поддаётся, кто, увязая в грехе, открывается им, так это вполне соответствует христианской догматике.

Но продолжим разговор о Маргарите. Муж опять бесследно исчезнет, слетит, как лапоть с ноги, когда речь пойдёт о «великодушии», «жертвенности» и «ответственности» Маргариты.

«- Я попросила вас за Фриду только потому, что имела неосторожность подать ей твёрдую надежду. Она ждёт, мессир, она верит в мою помощь. И если она останется обманутой, я попаду в ужасное положение. Я не буду иметь покоя всю жизнь. Ничего не поделаешь! Так уж вышло».

Хотелось бы знать, почему обманутый муж Маргариты не является поводом «не иметь покоя всю жизнь»?

Частичная порядочность – совершенно невозможная вещь. Если человек ворует только по четвергам с пяти до шести, а в другие дни никогда, значит ли это, что он не вор? Если я предам одного и буду безупречна по отношению ко всему остальному населению земного шара, значит ли это, что я не предатель?

Если же опять с придирчивостью проследить за тем, как описаны чувства Маргариты, её тоска по Мастеру, мы заметим удивительную сосредоточенность Маргариты на себе самой: «Ах, как я взволновалась, когда этот барон упал». И опять «Я так взволновалась!» «Ты уйди из моей памяти, тогда я стану свободна». «Мне скучно, почему я сижу, как сова, под стеной одна? Почему я выключена из жизни?»

Её борьба за Мастера – совершенно очевидная борьба за собственное счастье. Именно так написано у Булгакова: «Надежда на то, что ей удастся добиться возвращения своего счастья, сделала её бесстрашной». «Надежда на счастье кружила ей голову».

Маргаритино требование вернуть ей её любовника соседствует в одном эпизоде и с «чувством блаженства» оттого, что она «наелась» у Воланда, и с «кокетством» и «весёлым испугом».

Вы можете представить себе княгиню Трубецкую, едущую за мужем в Сибирь, которая блаженствует, наевшись у губернатора, от которого зависит разрешение на её дальнейшее путешествие, и кокетничает с ним? Возможно это в реальности, или в поэме Некрасова «Русские женщины», или в фильме Мотыля «Звезда пленительного счастья»?

Прелюбодействующие люди практически без исключения очень склонны к тому, что в разговорной речи называется «бить на жалость». От этого предостерегал в письме брату Антон Павлович Чехов: воспитанные люди «не играют на струнах чужих душ, чтоб в ответ им вздыхали и нянчились с ними».

Надрывная жалость к себе самой, рисовка просто ключом бьют в речах Маргариты: «Моя драма в том, что я живу с тем, кого не люблю». «Я погибаю из-за любви!» «Гори, страдание! – кричала Маргарита».

Почему читатель не замечает пошлости, которой в Маргарите со всей её красотой и элегантностью не меньше, чем в плюшевом коврике с лебедями? Может быть, потому, что искусительная внешняя изысканность охотно используется бесами и составляет их арсенал. Это многократно подтверждает роман Булгакова: вспомните стены из роз и камелий на балу у сатаны, вспомните аметистовый, рубиновый и хрустальный фонтаны с шампанским.

Интересно сравнить роман с экранизацией именно в том, что касается бала. В экранизации Владимира Бортко бал гораздо более очевидно сатанинский: гости пляшут на светящемся стекле, напоминающем об адском пламени, какие-то готические руины составляют обрамление и рушатся у нас на глазах, а голые дряблые старухи в перьях и драгоценностях заставляют подумать, какое непотребство предлагает детям школьная программа.

В романе Булгакова перед нами именно это: омерзительные и неприличные обитатели ада, но наше внимание слишком рассеяно аметистовым фонтаном и тропическими растениями, и попугаями, и мы тешимся одуряющей головокружительной пышностью, совершенно в этом не отличаясь от приглашённых.

Занятно остановить внимание на том, какие ещё «радости», кроме роскоши, предлагает сатана? Флирт, удовлетворение тщеславия и пьяное забытьё. Помните, как прилежно надрывается Коровьев: «Королева в восхищении!» – помните, как настойчиво требует он от Маргариты приветствия дирижёру и исполнителям, «чтобы каждый думал, что вы его узнали в отдельности»; помните совершенно пьяное лицо Фриды, которая прилежно по совету Маргариты ищет возможности отдохнуть от собственной памяти?

Наташе «господин Жак на балу предложение сделал».

«Не хочу я больше в особняк! Ни за инженера, ни за техника не пойду!» – говорит рвущаяся в ведьмы навсегда домработница, удивительно при этом напоминая свою хозяйку: «мысль о том, что придётся вернуться в особняк, вызвала в ней внутренний взрыв отчаяния».

«Только бы выбраться отсюда, а там уж я дойду до реки и утоплюсь», – думает Маргарита, не желающая ни о чём просить Воланда.

За что хвалит её сатана? Да за гордыню, конечно. «Кровь!» – так звучит его похвала. Маргарита хороша тем, что гордячка, и «хороша» исключительно по рождению: голубая кровь, белая кость.

А совет Воланда: «Никогда ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас», – это, по справедливому замечанию отца Андрея Кураева, припрятанный в словах сатаны запрет молиться.

Да, вы не забыли, кто такой господин Жак, за которого прочь из особняка подальше от всяких техников и инженеров собралась Наташа? Он был нам представлен на балу среди гостей: «Убеждённый фальшивомонетчик, государственный изменник, прославился тем, что отравил королевскую любовницу, а ведь это не с каждым случается».

Да, да, конечно, вспомнили, вспомнили. Но как сияет намазанное кремом Азазелло лёгкое голое тело Наташи, как остроумно то, что она оседлала соседа-борова (и поделом ему!)…

Роман написан так, что если выбирать, куда податься, в ведьмы или жёны инженера, то, разумеется, в ведьмы! Не одна старательная и милая школьница сообщала мне, что её любимые страницы романа – полёт Маргариты на метле.

А в похождениях Коровьева и Бегемота, в наказании Стёпы Лиходеева, киевского дяди или алчных дамочек мы всё время на стороне бесов: всё остроумно, интересно, изобретательно. И всё это создаёт некую дымовую завесу, пелену тумана, в которой теряется наша и без того подточенная способность отличать добро от зла. И потешаемся мы, глядя со стороны на посетителей варьете, и не подозреваем, что сами наловили «нарзанных этикеток» и вместо страниц Евангелия, и вместо «верной и вечной любви».

Играет с нами Михаил Афанасьевич задолго до постмодернизма и почище всех постмодернистов вместе взятых или играют им самим, мы, похоже, никогда не узнаем.

Роман ни на минуту не выпускает нас из поля действия бесов, будь то «древние главы», современная Булгакову Москва или потусторонний мир.

Мир романа дуалистичен, но вовсе не потому, что Воланд толкует о необходимости зла. Левий Матвей не зря называет Воланда «старым софистом». Его рассуждение о необходимости зла и теней, – софизм чистой воды. Зло и тени материального мира не имеют никакой связи и родства, здесь игра на ассоциативном восприятии пар-противопоставлений: добро – зло, свет – тьма, свет – тень. Воланд незаметно соскальзывает с одной пары на другую и недобросовестно объединяет зло и тени материального мира. А далее утверждает, что те, кто хочет освободиться от зла, должны ободрать земной шар от всего, что отбрасывает тень, чтобы наслаждаться голым светом. Это, конечно, лукавый кульбит мысли, а мир романа дуалистичен потому, что в нём Иешуа «просит» Воланда устроить судьбу Мастера и Маргариты, в то время как реальному Христу бесы повинуются.

В романе нигде даже не просвечивает Бог и Царство Божие, а «оборванный выпачканный в глине человек в хитоне», в стиле жестокого романса декламирующий: «Он просит, чтобы ту, которая любила и страдала из-за него, ты взял тоже», – это Левий Матвей из «древних глав», а не апостол Матфей.

Сатанинская редакция Евангелия существовала параллельно с историей похождений Воланда и его присных в Москве, а теперь «древние главы» захлопнулись вокруг всего повествования, образовав некую непроницаемую ловушку, замыкающую нас во владениях сатаны.

Не все дуалисты – сатанисты, но все сатанисты – дуалисты. Если Бог и дьявол – равнонеобходимые в мироздании силы, то почему тогда надо выбрать именно Бога? Такая из дуализма открывается очень опасная дорога.

Вечный покой?

Нет сомнения в том, что Булгаков знал слова апостола Павла: Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его (1 Кор. 2, 9). Апостол говорит о той огромной радости, которую мы не в силах представить.

Мастер «не заслужил света», он заслужил «покой», который многие читатели воспринимают как великое благо и награду. Никто не может представить, «что приготовил Бог любящим Его», а атеист не может поверить, что есть что-либо лучшее, чем то, что он видел и трогал или потрогать хотел. И если принять версию, что Булгаков спорит с атеизмом, доводя его до логического конца, то в данном случае мы видим, как раем представляется одна из в лоб названных обителей ада.

Цветущие вишни и Шуберт, и ночной колпак, и неразлучная (или неотвязная?) Маргарита – это всё, не забудьте, владения Воланда. Сначала к антуражу свелось описание вдохновения, к антуражу – описание чувств, а теперь антураж выражает вечный покой. Но антураж и мир душевный – разные вещи.

«Романтическому Мастеру» предложена «матрица», соответствующая его вкусам: венецианское окно, свечи, гусиное перо.

Представьте себе, что вы навсегда заперты в особнячке с садиком или в комнате с компьютером, в котором нет и не может быть ничего, кроме одной единственной понравившейся вам когда-то игры. И это «покой» Мастера.

Пытаться объяснить, что покой Мастера – самый явный ад, труднее всего. Если в разговоре о Маргарите точкой опоры может быть русская классика, то на что опереться, говоря о вечности с атеистом? Для человека с мировоззрением Берлиоза домик с садиком вместо вечного «ничего», наверное, вещи замечательные. Любой осуждённый на смерть предпочитает вечное заключение. Пер Гюнт у Ибсена даже ада добивался, лишь бы не раствориться в полном небытии.

Недоступен объяснениям и человек со смутно-карикатурными представлениями о вечности (Бог-старичок по садику гуляет, и скучные праведники, которым всегда всего нельзя, вокруг).

Человек, сосредоточенный на земной жизни как на главной и единственной реальности, тоже не поймёт, почему на даче с возлюбленной плохо.

Я попробую обратиться за помощью к уникальным книгам, которые ближе всего на доступном искусству языке подводят нас к тому, что вечность с Богом, как и земные отношения с Ним, – это прежде всего радость. Я говорю о «Хрониках Нарнии» Клайва Стейплза Льюиса. Страницы о непостижимо прекрасной вечности, по сравнению с которой наш мир – страна теней, о вечности, где происходит постоянное движение «дальше вверх и дальше вглубь», вы найдёте в «Последней битве» и отчасти в «Покорителе зари».

Он, Она и другие

Пожалуй, надо назвать ещё одну причину восприятия нами Мастера и Маргариты как глубоко положительных персонажей. Это все остальные составляющие им фон герои. Аннушка-чума, Семплияров, Стёпа Лиходеев, свинообразный похотливый подкаблучник-сосед, «девица со скошенными от постоянного вранья глазами» и вся прочая галерея уродов не имеет исключений. Гротескно карикатурны все.

Исследователи видят в Гоголе предшественника Булгакова. Гоголь страдал оттого, что из-под его пера выходили талантливо вылепленные монстры, пытался написать альтернативу собственным «Мёртвым душам». В его поэме есть где отдышаться: есть умельцы-крестьяне, и сад Плюшкина, и исполненные надежды раздумья о молодости, о назначении человека, о судьбе родины.

В романе «Мастер и Маргарита» отдышаться негде. В галерее уродов просвета нет, точнее, именно история Мастера и Маргариты преподнесена как просвет, как история «верной и вечной любви», вдохновения, страдания, борьбы.

Третья жена Булгакова Елена Сергеевна и впоследствии вдова его подписывала письма «Маргарита». Она вспоминала, что самые страшные события в её жизни – смерть Булгакова и расставание со старшим десятилетним сыном Женей, которого она оставила мужу, уходя к Булгакову с младшим пятилетним.

Действительно Маргарита. Речь, как видите, идёт не о предательстве ею мужа и сына, а о её страдании, и жалеть, разумеется, надо именно её. Это не грех, не предательство, а «драма».

Первой женой Михаила Афанасьевича Булгакова была не Манечка, не Варенька, а Танечка, Татьяна Николаевна Лаппа. Булгаков горячо влюбился в неё ещё гимназистом и обвенчался с ней, когда было ему двадцать три года. Эта жена разделила его трудную жизнь земского врача, спасла его от наркомании, выходила от тифа, пережила с ним самые тяжёлые годы гражданской войны и неустроенности. Жили они долгое время, продавая по куску её толстую золотую цепь. Когда Булгаков писал «Белую гвардию», она сидела рядом, грела в тёплой воде его руки, которые от недомогания сводила судорога.

Посвятил «Белую гвардию» Булгаков уже следующей своей жене Любови Белозерской, а уходя от Татьяны Николаевны, как очень умный человек сказал: «Меня за тебя Бог накажет».

Маргаритой видела себя не только сама третья жена Булгакова Елена Сергеевна; друг и биограф Булгакова Попов писал ей: «Маргарита Николаевна – это Вы, и самого себя Миша ввёл…»

Мы никогда не узнаем, на полном ли серьёзе воспел Михаил Афанасьевич Мастера и Маргариту, это роман-самооправдание или он вынес приговор собственной жизни.

Мы не узнаем, он осудил себя и только, или неведомо никому покаялся в долгой предсмертной болезни.

Мне неловко сплетничать о Булгакове, который давно уже предстал на суд, далёкий от человеческих домыслов, но роман его не только об искушении, это роман искушающий, и за попытку нейтрализовать возможный от него вред Михаил Афанасьевич, я надеюсь, не будет в претензии.

Отсюда

Вместо послесловия…

Первая попытка обозначить проблему. “Не всё то свет, что есть ученье…” 

Еще ссылка по теме  “…Для христианина любой конфессии демонизм романа М.Булгакова очевиден…”

 

к оглавлению раздела “Досье”

ЧЕРНАЯ БРАНЬ (СЛОВО О РУССКОМ МАТЕ)

Андрей Карпов,  отсюда

Казалось бы, русский народ матерился всегда. Передаваясь от отца к сыну, от поколения к поколению, матерные слова дошли до настоящего времени вопреки всем попыткам объявить их вне языка, запретить их употребление, то есть, иначе говоря, – убить их. Этот путь сквозь века, проделанный матерщиной, сделал ее чем-то вроде завета – завета не поддаваться цензуре, противостоять всякому авторитету и запрету, им устанавливаемому. И мы, знающие эти слова, чувствуем своего рода единство – не столько единство языка, сколько единство свободы – свободы говорить то, что нам вздумается. Еще сознавая, что материться – недоброе дело, – до последнего времени подобная вольность речи считалась недопустимой в обществе женщин и детей – примем во внимание хотя бы это свидетельство, – но даже согласившись внутренне с такой оценкой, мало кто ставит целью изжить в себе мат до конца. Мы как-то не привыкли ущемлять свое чувство свободы, тем более, что, имея свободу слова в числе общественных идеалов, легко дать волю своему языку.

Матерщина захватывает человека подобно стихии. Можно и ощущать ее как стихию, и, осознавая ее народной, человек, не матерясь сам, может испытывать почти гордость оттого, что русский мат – самая крепкая ругань в мире. Так мы ее, заграницу!

Казалось бы, смешно, что то, чего мы должны стыдиться, выставляется напоказ. Однако тот факт, что о крепости мата известно чуть ли ни каждому русскому, заставляет отнестись к этому серьезно. Где-то в глубине русской души сидит убеждение, что истинно русский человек должен уметь при случае матюгнуться. Считается нормальным материться при трудной работе, под матерщину – кажется, – и дело идет сподручней. Споткнувшись, ударившись, люди сеют в воздух матерные слова. И вообще, чуть ли ни народная мудрость гласит: когда тебе плохо, выматерись – и станет легче.

Наконец, существует и еще одна сфера приложения мата. При традиционно благожелательном отношении русского человека к выпивке, эта снисходительная благожелательность попускает пьяному и его язык. Считается в порядке вещей, что в пьяном виде человек матерится. Слушая пьяную речь, можно морщиться, но и только – с пьяного какой спрос?.. Иногда кажется, что во хмелю человек и не может изъясняться иначе. Читаем у Достоевского (Дневник писателя за 1873 г.): “Гуляки из рабочего люда мне не мешают, и я к ним, оставшись теперь в Петербурге, совсем привык, хотя прежде терпеть не мог, даже до ненависти. Они ходят по праздникам, пьяные, иногда толпами, давят и натыкаются на людей – не от буянства, а так, потому что пьяному и нельзя не натыкаться и не давить; сквернословят вслух, несмотря на целые толпы детей и женщин, мимо которых проходят, не от нахальства, а так, потому что пьяному и нельзя иметь другого языка, кроме сквернословного. Именно этот язык, целый язык, я в этом убедился недавно, язык самый удобный и оригинальный, самый приспособленный к пьяному или даже лишь к хмельному состоянию, так что он совершенно не мог не явиться, и если б его совсем не было – его следовало бы выдумать. Я вовсе не шутя говорю. Рассудите. Известно, что во хмелю первым делом связан и туго ворочается язык во рту, наплыв же мыслей и ощущений у хмельного, или у хмельного, или у всякого не как стелька пьяного человека, почти удесятеряется. А потому естественно требуется, чтобы был отыскан такой язык, который мог бы удовлетворить этим обоим, противоположным состояниям. Язык этот уже спокон веку отыскан и принят во всей Руси.” Конечно же, это – мат.

Оставив в стороне восторги исследования, возьмем у Достоевского лишь голую мысль о внутренней связи пьяного состояния и матерной ругани. Получится простое правило: чем больше народ спивается, тем больше он матерится.

Общая картина такова. Средняя русская речь, та, которую можно слышать на улицах, обильно помечена матом – в различных контекстах и по самому разному поводу.

И все-таки, несмотря на высокую частоту матерных слов, матерщина не стала нормальным употреблением языка. Она даже не стала нормой в отношении ругани. Народ определил матерщину как черную брань. И это не просто эпитет, а интерпретацию мата. Черный цвет – не просто один из многих в палитре мира, он противопоставляется белому как цвет зла цвету добра. То, что называется черным, – особенно из того, что лишено природной окраски, – тем самым относится к активному проявлению зла. И если мат – ругань черная, то он в народном сознании, в отличие от всей другой ругани, представляет собой активное зло.

Чтобы понять, что его делает таковым, надо внимательнее к нему приглядеться, а чтобы выделить его из общего фона ругани, надо понять, что такое ругань вообще.

***

Ругань противоестественна. Хотя ее и можно считать своего рода применением языка, причем достаточно распространенным (бранные слова и выражения присутствуют, наверное, во всех языках мира), по своей сути она противоречит всему языку. Брань и язык решают задачи прямо противоположные. Цель языка состоит в объединении людей. Люди говорят между собой, чтобы лучше понять друг друга. Без этого невозможно жить и действовать сообща. У ругани цель иная: ее задача – не сблизить, а наоборот, разобщить людей, провести между ними границу. Бранясь, человек показывает другому, что тот зря претендует на понимание. Он должен держать дистанцию, знать свое место. И место это может оказаться самым ничтожным.

Для современного человека нет ничего удивительного в том, что язык позволяет ему держать всех на расстоянии и не подпускать никого близко к своей душе. Но это добровольное отчуждение возможно лишь в благоприятной среде. Когда же жизнь такова, что враг или природа могут в любую минуту отнять ее у тебя, когда чужое проявляет себя в полную силу, тебе необходимо своё и свои, чтобы не противостоять опасности в одиночку. В таких случаях отчуждение равносильно самоубийству. Но если прошлое не позволяло человеку держать себя на особицу, то как объяснить, что именно из этого прошлого человек вынес привычку ругаться?

Исходной точкой возникновения ругани можно считать схватку с врагом. Брань – это не только обмен ругательствами, но и битва, сражение. И сегодня “поле боя” и “поле брани” для нас синонимы. В древности, встречаясь с противником лицом к лицу, человек не сразу пускал в дело оружие. Исход боя неясен и тот, кто идет на бой, знает, что битва может кончиться для него смертью. Поэтому и возникает непосредственно перед схваткой пауза, хоть немного отдаляющая сам поединок, а вместе с тем и смертельный его исход для кого-то из поединщиков. И в этот момент вместо оружия идут в дело слова. Если поединщики говорят на одном языке, они могут хвалиться своей сноровкой и силой, пытаясь запугать врага и тем стяжать себе психологическое преимущество.

Татарский хан – Идолище – из русской былины хвастается:

Был бы здесь Илья Муромец –
Так я бы его на одну руку клал
Да другою бы рукою прихлопнул.
Он бы как блин стал.
Да и сдунул бы я его в чисто поле.
Я-то – Идолище – росту две сажени печатных.
А в ширину – сажень печатная.
Голова у меня – что пивной котел,
А глаза – что чаши пивные.
Хлеба я ем по три печи в день,
А зелена вина пью по три ведра медных…

Оставить похвальбу противника без комментариев – значит признать, что он тебя превосходит, проиграть словесную схватку. Отвечая, можно похвалиться самому, а можно свести его хвастовство на нет, опрокинув слова словами.

Илья Муромец отвечает нахвальщику-Идолищу:

А как у нас у попа ростовского
Была корова обжориста:
Много она ела, пила, да тут и треснула.

Это насмешка. То, что Идолище ставил себе в заслугу, то, что должно было подтвердить его богатырскую мощь, Илья Муромец высмеивает. Это шаржирование, создание портрета из недостатков имеет самое непосредственное отношение к ругани. Само слово говорит об этом: “поругаться” изначально значило “надсмеяться”. До сих пор эта надсмешка составляет один из действенных бранных приемов. Назвать человека по его недостатку (обращение к человеку в очках – “эй ты, очки!”): обидчику – смешно, жертве – обидно.

Но в силу того, сто этот прием прост, он не только наиболее распространен, но и наименее злобен. Близко к нему стоит брань иного рода. В уличной сутолоке, назвав человека хамом, можно не заметить, что ты ругнулся. На самом же деле именем хама мы уподобили жертву нашего обращения библейскому персонажу, прославившему себя не лучшим образом.

А ведь механизм уподобления позволяет лишить того, против кого он обращается, даже облика человека. Мы намекаем на эту возможность неуклюжему человеку, когда говорим: “что ты как слон в посудной лавке”. Назвав же человека свиньей, мы больше не утруждаем себя метафорой, мы прямо утверждаем тождество между нашей жертвой и этим животным. И речь идет не о сходстве, не о близости черт, – если поведение человека позволяет сравнить его со свиньей, это слово прозвучит менее обидно, чем адресованное человеку вне всякой мотивации, просто по злобе. Бранясь “свиньей” обидчик бы желал, чтобы его жертва, быть может, человек достойный, впал в свинство, чтобы это имя действительно подходило к нему. Назвать “свиньей” – это в тайне желать видеть в человеке свинью.

В “Алисе в Стране чудес” есть сцена, где ребенок – дитя Герцогини, то и дело называемый “поросенком”, действительно становится им. Это смешно, потому что привычно провинившегося ребенка называть “поросенком”, но никаких превращений в обычной жизни не происходит. У Кэрролла это – игра со словами, но ведь и брань – это своего рода тоже игра со словами. Вопрос лишь в том, что люди ожидают от слов.

Если допустить, что слова могут изменять мир, не стоит их высказывать так легко, – ведь придется отвечать за каждое действие вылетевшего слова. Если слова имеют силу действия, можно превратить человека словом в свинью. Впрочем, и в обыденной жизни, сея брань и рождая обиду, бранчливый способствует освинению мира. Некоторые же формы брани прямо построены на ожидании эффекта от сказанных слов.

По существу, такая брань представляет собой магические формулы, предназначенные творить зло. Их структура включает в себя обращение к человеку и пожелание несчастий, которые должны с ним случиться.

Когда эти формулы возникли, люди верили в их силу, поэтому, скорее всего, немногие пользовались ими. Тот, кто прибегал к ним часто, был колдуном. Если же такую формулу произносил обычный человек, то это было вызвано тем, что выходит за пределы обыденной жизни, и поэтому неудивительно, что от такого события ждали последствий, способных потрясти мир или хотя бы перевернуть жизнь и погубить ненавистного человека.

Вкладывающий в проклятие свою душу этим делал ее причастным злу, которое пророчил другому. Эта сторона проклятия, хорошо осознаваемая нашими предками, делала его особенно страшным. Проклиная, человек как бы подводил под своей жизнью черту, отдавая все свое будущее той темной силе, которая взамен должна была сокрушить врага. Две жизни приносилось на алтарь мести, человек срывался в бездну и увлекал в нее другого. Эта ожесточенная самоотверженность заставляла замирать в мистическом трепете всех свидетелей этой ужасной минуты. Проклятие, исторгнутое на смертном одре, было еще более страшным. Человек призывал месть ценой своей бессмертной души, уже не имея времени на покаяние.

Сегодня острота переживания проклятия утрачена. Люди готовы призывать друг на друга разверзшиеся небеса по мельчайшему поводу, не замечая мистического характера произносимых ими слов. Некоторые магические формулы потеряли адресность и даже содержание, осталось лишь выражение некой угрозы: “да чтоб тебя!”, – говорит человек, споткнувшись о торчащую из земли проволоку, и не замечает, что оказался на пороге проклятья.

Матерщина по своей структуре подобна проклятью, она тоже – магическая словесная формула. Матерная брань наиболее оскорбительна, когда не скрывает этой своей природы, когда она адресна и действительно направлена против конкретного человека. Но чаще она прячет свое лицо.

***

На первый взгляд в мате нет ничего магического. Матерщина, как определяют ее словари, – это просто слова определенного содержания. То, что речь человека может быть густо усеяна ими, не представляет из себя никакой загадки. Подобным же образом в языке существуют многие слова-паразиты.

Человек, не умеющий говорить связно, испытывает затруднения на стыке слов. То, что он хочет сказать, находится в его уме. Мысли сталкиваются одна с другой, накладываются друг на друга, не зная никакого порядка. Речь же требует, чтобы из этого хаоса человек вытянул – как нитку из пряжи – определенную последовательность слов. Речь линейна, нельзя сказать все сразу, но только – одно за другим. К тому же от того, как выстроятся слова, зависит понятность сказанного. Речь должна соответствовать грамматической модели, принятой в языке. Профессиональный оратор не задумывается над этим, для него не составляет проблемы высказаться. Сам переход мысли в речь для него столь же естественен, как привычка дышать. Человек же, не привыкший говорить длинные речи, испытывает затруднение всякий раз, когда ему приходится что-то рассказывать. И в тот момент, когда у него на языке не оказывается нужного слова, с него соскальзывает слово-паразит, не давая речи оборваться молчанием. Прервать молчание, начать говорить заново требует большего расхода энергии, чем продолжение речи. Пустые слова, образуя мостик между словами, которые что-то значат, выполняют роль смазки, сохраняют непрерывность речи и тем экономят говорящему силы.

Чаще всего в роли таких слов используются указательные частицы – “это”, “вот”. Слово “значит”, которое в современном языке часто превращается в “смазку”, тоже своего рода указание. Оно служит переходом от знака, имени, выражения к тому, что ими обозначаются. Превращаясь в слово-паразит, оно теряет содержание, на которое должно указывать. Такое указание ни на что наиболее удобно для заполнения провалов в речи. Оно побуждает слушателя не терять внимания, как бы обещая ему, что речь все-таки доведут до конца.

Помимо указательных слов, роль “смазки” играют и другие, начиная от общераспространенного “ну” и кончая диалектическими и специфическими (“дык” и т.п.), с помощью которых писатели так любят создавать колорит речи своих героев. Такие частицы изначально лишены самостоятельного значения, они имеют его только по отношению к другим словам, сообщая им различные дополнительные оттенки. Потеряв связь с другими словами, частицы остаются лишь устойчивыми сочетаниями звуков, не означающими ничего. Обнулить их смысл довольно легко, достаточно просто вырвать их из контекста. Используемые в качестве “смазки”, они не тянут за собой никакого значения, к тому же они, как правило, не велики по длине, что снижает затраты энергии, расходуемой впустую.

Матерные слова имеют совсем другую природу. Они принадлежат к разряду табуированных слов. “Табу” – слово полинезийского происхождения. В современном языке им легко могут назвать любой строгий запрет. Однако то, что для обозначения запрета, играющего значительную роль в традиционных, архаических обществах, потребовалось особое слово, подсказывает, что здесь дело не только в строгости. В полинезийском обществе человек, нарушивший табу, подлежал жестокому наказанию, нередко – смерти. Почему? Не потому, что он преступил установления общества, – это лишь внешняя сторона, видимая, но вторичная. Хотя табу и налагалось людьми, это были не просто люди. Это были вожди; однако право налагать и снимать табу определялось не самим авторитетом вождя, а тем, что создавало этот авторитет. В Полинезии вождь считался обладающим особой сверхъестественной силой – маной. Именно обладание маной и делало человека вождем. Всем, в чем по убеждению полинезийцев заключена мана, они считали святым. И эту святость требовалось защищать. Ману можно было утратить, и чтобы этого не случилось как раз использовалось табу, путем запретов регулирующее отношения человека и сверхъестественного.

Таким образом, слово табу может быть с полным правом использовано нами за пределами полинезийской культуры только в том случае, если обозначаемые этим словом запреты регулируют не человеческие отношения, а отношения человека с миром сверхъестественных сил.

Использование слов занимает в этих отношениях не последнее место. Слово, если это существительное, выполняет прежде всего функцию имени. Назвать по имени – это то же самое, что окликнуть, позвать. И если человек слышит зов, лишь находясь поблизости, сверхъестественные силы услышат всегда. Поэтому, например, человек боялся называть смерть своим именем (услышит – еще придет) и называл мертвого покойником, усопшим, используя метафоры там, где не решался говорить прямо. Народ, живущий среди лесов, почитал самого грозного зверя – медведя – за хозяина леса. Рискуя охотиться на него, он все-таки не рисковал называть его по имени и пользовался метафорой – чтобы тот не отнес на свой счет приготовления к грядущей охоте. Зверь был столь страшен и имя его оказалось под столь строгим запретом, что было забыто, и теперь мы называем его медведем – медоедом, что, конечно, только метафора, иносказание, а не имя.

Табуировались не только имена: кровь никто не считал существом. Ее никто не призывал и никто ее не боялся. Однако отношение к крови не могло быть простым, ведь с ней была связана жизнь. “Кровь есть душа”, сказано в Библии (Втор., XII, 23). Кровь проливаемая священна. Будучи священнодействием как у древних евреев, так и у народов языческих, пролитие крови требовало к себе особого отношения, а следовательно и особого языка. В обыденной жизни не могли звучать те же слова, что произносили жрецы. И кровь называли рудой – по ее цвету, хотя по-видимому запрет на слово “кровь” и не отличался особенной строгостью.

То, что матерные слова подлежат табу, свидетельствует об их сакральной природе. Корни матерщины лежат в язычестве. Не все слова, которые мы сегодня считаем матерными, восходят к языческому культу, но тем, что люди матерятся, мы обязаны скорее всего ему. Языческие обряды, посвященные самым разным богам, часто принимали формы, оскорбляющие нравственное сознание обыкновенного человека. То, что творилось во имя богов, не могло происходить в обыденной жизни, это бы сочли преступлением. И хотя в обыкновенной жизни отношения между полами регулировались общественными установлениями, призванными обеспечить стабильное существование общества, во время языческих праздников, как правило, посвященных богам плодородия, практиковалось всевозможнейшее бесчинство. Часто оно облекалось в формы мистерий, охватывающих лишь посвященных, но всегда носило сакральный характер. Мистерии учинялись не ради самого разгула страстей, но ради богов. Этому своего рода “священнодействию” соответствовал и особый язык. Эта непотребная, похабная речь, немыслимая в обыденной жизни, была нормой общения во время языческого празднества.

Впрочем, возможно, в языческую эпоху матерные слова не были табуированы. Слово “руда” не вытеснило слово “кровь”. Это означает, что запрет, если он и существовал, нарушался. Аналогичным образом, языческая культура, испытывающая сильнейшее давление на нравственность со стороны своих обрядов, возможно, допускала похабство и в обыденной речи.

Ситуация резко изменилась с принятие христианства. Идеал нравственности, воспринятый вместе с православной верой, обязывал обуздывать речь. Тому языку, что славит Бога, не пристало блудить словами. Матерные слова должны были выйти из употребления. Однако этого не случилось.

По законам лингвистики, жизнь слова в языке определяется его употреблением. Если матерщина была частью языческого культа, прекращение идолослужений, т.е. исчезновение той ситуации, в которой употреблялись эти слова, он должны были устареть и исчезнуть. Но и в том случае, если мат допускался и в обыденном употреблении, он был жестко привязан к “постельной теме”. “Перевод” этой темы на язык христианского брака также должен был снизить, а не увеличить частоту употребления матерных слов. То. Что случилось в действительности, свидетельствует о том, что мат – не просто языковое явление.

Сквернословие – грех. А грех это не преступление общественных установлений, т.е. нарушение морали, а преступление завета между человеком и Богом. Нарушение запрета, установленного не человеком, а Богом. Первый запрет человек нарушил еще в раю. Хитрость змия проявилась в том, что он обратил внимание на запретное дерево как на что-то особенное. Когда отец запрещает сыну есть ядовитые ягоды, эта заповедь просто принимается к сведению и не искушает ребенка. В самом запрете нет искушения. Искушение начинается тогда, когда мы начинаем подозревать, что запретный плод имеет свои хорошие стороны. Адам и его жена знали, что от древа познания добра и зла они не должны есть, потому что “смертью умрут” (Быт., 2,17). Но вот речи змия заставили их посмотреть на это дерево по-другому. “И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание; и взяла плодов его и ела; и дала также мужу своему, и он ел” (Быт., 3,6). Грех проник в человека и человек познал сладость греха. Эта сладость заключается в том, что, как оказалось, человек может по своей воле нарушить запрет, установленный волей Бога, как бы поспорить с Богом и настоять на своем. Это ложная сладость: она выглядит как обретение свободы, хотя есть лишь отпадение человеческой воли от воли Божией. Свобода воли становится заметной, потому что воля бунтует. Бунт разрушителен, последствия бунта смертельны, но существует упоение бунтом. В бунте человеческая воля достигает наиболее яркого своеобразия, но, так как это своеобразие заключается в отпадении от Бога, результат на поверку оказывается безобразным и мерзким.

В этом суть сквернословия. Употребляя запрещенные, мерзкие слова, человек противопоставляет себя Богу, демонстрирует свою, особенную волю, как бы повторяя грехопадение первого человека.

Следует думать, что в первые века христианства, матерщина была на Руси явлением более редким, поскольку воспринималась как преступление и самим сквернословом и обществом. Матерясь, человек, публично оскорблял Бога и получал жалкое удовлетворение от того, что тварь бросает вызов своему Творцу.

Поэтому неудивительно, что мат и содержательно развился в прямое оскорбление святыни. То, что получило название “забористого” мата, связано с обращением грязных слов на то, что должно быть дорогим для каждого человека. Язык матерщинника оскорблял мать, Богородицу и самого Бога. Насколько подобные обороты были свойственны матерщине, говорит само ее название. Несомненно “мат” означает “ругать по матери”. Умение составить изощренное ругательство считалось (да и до сих пор считается) особым искусством. Про такого “умельца” могут сказать “Во дает!” или “Уж ругаться-то он умеет”, и за этими словами стоит тайное восхищение грешника. Выражение “забористый мат” также пронизано подобным восхищением: “во забирает!” = “во дает!”.

Не как языковое явление, а как грех мат получил свое широчайшее распространение. Это выглядит даже как месть: народ, принявший сердцем православную веру, получил тяжкую болезнь языка. Матерщина – черная сыпь, терзающая русский язык. Матерные слова – не просто слова-паразиты. И хотя они часто выполняют роль “смазки”, не в этом их основная роль. Прежде всего от слов-паразитов их отличает то, что они не потеряли своего исходного блудного смысла. В каком бы месте речи матерные слова ни находились, они постоянно проповедуют блуд, что ощущает всякий произносящий и слушающий. Благодаря им любая тема становится скабрезной, любой разговор похабным.

Более того, матерные слова являются самыми продуктивными основами для словообразования. Матерная лексика – живая, она подталкивает человека к производству новых форм. И эти формы не остаются без употребления. В употреблении же они вытесняют слова нормальной речи.

В языке это явление существует и за пределами мата. Слово “дело” способно заменить любое действие, совершаемое человеком. Еще шире сфера применения таких слов как “штука”, “вещь”. Пустейшее слово “ерунда” может заменить название любого предмета. Все эти слова – свидетельство бессилия человека выразить свою мысль. Их использование делает речь невыразительной, пустой. Каждое такое слово указывает на место провала, где человек не справился со своим языком и оставил смысл без выражения.

Матерная речь во многом сохраняет черты подобных оборотов, однако она вся исполнена экспрессии, она агрессивна. По-видимому, ее следует признать первичной по отношению к “пустому” употреблению слов типа “штука”, “ерунда”, которые замещают не значимые слова русского языка, а уже запретные матерные выражения.

Можно сказать, что матерщина ведет самую настоящую войну против русского языка. Она способна расширять свой словарный запас, имеет свои устойчивые словесные формы и фразеологизмы. Острие мата направлено на замещение простых, наиболее употребляемых слов. В конечном счете, матерщина претендует на то, чтобы создать свой язык, параллельный русскому языку, или пропитать собою весь русский язык, слившись с ним в блудном экстазе. На руку мату играет то, что он представляет собой определенный стиль речи. Распространенный среди простого народа, не тронутого образованием, он стал своего рода символом народности языка. И в качестве такового сегодня выглядит привлекательным даже для интеллигенции.

Употребление мата отграничивает “своих” от “чужих”. И если человек ищет доступа в какое-то общество, где распространен мат, он вынужден применять матерный стиль. Он вынужденно учится мату, пока материться не станет его привычкой. Сегодняшний матерщинник и не мыслит быть бунтарем, наоборот он жаждет не отличаться, быть таким же как все. Мат уже не звучит как бунт против Бога. Это ему позволяет прекрасно себя чувствовать и в светском, атеистическом обществе.

Тем более кажется важным указать на его суть.

***

Подведем итоги. Матерщина – не просто ругань, стремление одержать верх над противником в словесной стычке. В конечном счете она направлена не против людей, а против Бога, за что и получила именование “черной ругани”. Материться значит “ругаться по черному”. Черный цвет еще с дохристианских времен относился к силам зла. Поэтому мат носит чисто магический, сакральный характер. Он – элемент служения сатане, контрабандой проникший в светскую жизнь. Каждое матерное слово – это хуление Бога и прославление сатаны. Поэтому не случайно, что матюки у матерщинника заменяют молитвы. В трудные минуты, в тяжелом труде он не ищет помощи в обращении к Богу, а матерится. Всплеск энергии в матерном слове, – и дело движется, хотя толкает его зло, которому тем самым отдает себя человек. Работа со злостью может быть эффективной. В результате воспитывается условный рефлекс: плохо тебе – матернись. Так человека отучают от Бога.

Поэтому следует сказать четко и ясно, что матерщина это – служение сатане, которое человек осуществляет по собственной воле и публично. Возможно, что это достаточно страшно, чтобы сподвигнуть человека обуздать свой язык.

К оглавлению раздела

СКРЫТЫЙ ДЕМОНИЗМ (ОТРЫВКИ)

Архимандрит Рафаил Карелин

Предисловие Командиров Харчевни

…Мы не  во всем, что здесь выложено, согласны с о. Рафаилом.  К примеру, с его вердиктом, что у “мирской” литературы, живописи и других видов искусства вовсе нет шанса быть вдохновленными Богом.  Но будем помнить, что взгляд монаха предполагает свои ограничения – он  не должен выходить за рамки канонов. Для монаха все мирское – “во зле лежит”.

Тем не менее, от проницательного взгляда о. Рафаила не ускользнула масса моментов,   ставших  бедой нашего времени,  которые, кроме него, никто не систематизировал и не озвучил. (Наши робкие попытки – не в счет)

Заголовки добавлены нами.

ФРАГМЕНТ ПЕРВЫЙ. О ПСИХОАНАЛИЗЕ  И ПСИХИАТРИИ

“…Гуманизм, как будто бы призванный утвердить достоинство и свободу человека, на самом деле опозорил его. Он отнес демонизм к числу врожденных свойств самого человека, а душу его, получившую наименование «подсознания», пред­ставил обиталищем каких-то скрытых чудовищ…”

На одном из экуменических съездов православ­ный священник, выступавший с очередным докла­дом, составленным по принципу: «больше слов, меньше дела!», нечаянно нарушил экуменичес­кий этикет, упомянув о существовании темной силы — демонов. Реакция зала была единодуш­ной: присутствующие как по команде заулыба­лись, будто услышали веселую шутку: «значит, жив Курилка», неужели в свете сегодняшней цивилизации и культуры ночной призрак диавола еще не растаял, как тень при свете наступающего дня?

Есть вещи, которые видны на расстоянии: чем они ближе, тем более теряются их контуры; если человек стоит перед огромным колоссом, то видит не очертания и формы, а только серый цвет камня. Демонический мир настолько бли­зок нам, что дистанции между ним и современ­ным человечеством почти не существует. Де­монический мир стал нашим миром, и поэтому мы потеряли представление о нем; действие этого мира мы приписали самим себе. Чтобы определить и понять какое-либо явление, нужно найти свойства, характерные только для него, которые отличали бы его от других родствен­ных ему бытийных рядов. Но демонический мир — мир зла и лжи, мир ненависти к Богу, мир разрушения и хаоса, мир отчаяния и смер­ти — настолько слился с содержанием нашей души, с нашими страстями: гордыней и жаж­дой разрушения, со стремлением найти счастье в грехе и выпить чашу этого яда до дна, что мы уже перестали понимать, где граница между человеческим и сатанинским.

В церковных пес­нопениях демон называется «чужим», в последовании Великого Канона есть поразительные слова: «…да не буду… я брашно (пищей) чуждему», теперь этот «чужой» стал нам род­ным и близким, он уже не около нас, а в нас. Его зубы вонзаются в наше сердце, но мы — не видим врага, поэтому не можем бороться с ним. Уничтожив самое понятие диавола, человечество стало перед роковым вопросом: почему его исто­рия — это ярмарка греха и пороков? Почему со­вершается столько бессмысленных жестокостей, какая сила заставляет человека стремиться к злу? Почему просыпается в душе необъяснимая ненависть к святыне? Почему у некоторых само имя «Бог» вызывает припадки злобы, похожие на приступы пароксизма?

Гуманизм, как будто бы призванный утвердить достоинство и свободу человека, на самом деле опозорил его. Он отнес демонизм к числу врожденных свойств самого человека, а душу его, получившую наименование «подсознания», пред­ставил обиталищем каких-то скрытых чудовищ, драконов, которые то спят, свернувшись в клу­бок, то, пробуждаясь, терзают ее, то извергают черный пламень гордыни, похоти и зла. Чело­век становится демоном для окружающих, хотя мы и видим чаще всего мелкого похотливого и злорадного беса. Особенно постарался в этой апологии сатаны Фрейд, «отец» современной пси­хологии. «В начале был пол», — вот учение Фрейда; это темное влечение создало культуру, науку и религию. Согласно Фрейду, философские труды, произведения искусства, изысканная по­эзия и даже человеческие доблести — все это «яркое оперение петуха», который старается привлечь внимание курицы. Все существующие неврозы и психические болезни, все историчес­кие потрясения, по его теории, это лишь след­ствие неудовлетворенного сексуального чувства. И современное человечество дошло до такой внутренней развращенности, что не отвернулось с отвращением от подобного демонического уче­ния, а приняло его как родное. По Фрейду, все религии, в том числе и христианство, — это кол­лективная истерия сексуального характера. Где здесь место для демона, когда человек сам ста­новится архидемоном?

Мы не будем останавливаться на «эдиповом комплексе» Фрейда — он слишком известен, но хотим отметить его оккультный смысл: убить в человеке чувство любви к своим родным, кото­рое даже нерелигиозные люди называли «святым чувством», когда образ матери ассоциировался у ребенка с Ангелом-хранителем. «Нет ничего святого, и ничто не должно быть свято!» — вот девиз Фрейда и его многочисленных учеников, которые, по сути дела, оккупировали и демонизировали современную психологию.

Психоанализ — порочный метод, посредством которого совершается, как принято считать, про­никновение в глубь человеческой души. Путь в эту «черную бездну» для фрейдистов — расшиф­ровка словесных и образных символов, в том числе и сновидений, как желаний и стремлений человека, которые он скрывает от окружающих, а нередко и от самого себя. Человек находится под перекрестным воздействием импульсов, иду­щих от светлого и темного миров. Но психоана­литиками он рассматривается изолированно от них, поэтому сатанинские импульсы приписыва­ются ему самому. И, следовательно, психоана­лиз — это методическое внушение человеку, что он по природе своей демон. Мы уже не говорим о том, что сам метод «расшифровки символов» совершенно безоснователен. Никто не может учесть тысяч причин и условий возникновения ассоциаций. Психоаналитик имеет дело со сво­ей собственной фантазией. Действительно, боль­ной может получить некоторое временное об­легчение через самовыражение. Он высказался и как бы «разрядил» энергию накопившихся противоречий, но это подобно драматическому ка­тарсису или смеху — очень серьезному нервному и нравственному потрясению. Затем все повторя­ется с большей силой, болезнь прогрессирует. И это закономерно: психоаналитик не может раз­рушить ни один психический комплекс, он лишь посредством внушения вырабатывает новый. Однако это еще не самое страшное. Главная опасность психоанализа в том, что человек перес­тает понимать, от какого врага защищаться, у кого искать помощи. Психоанализ — это бег на месте, от себя — к самому себе.

Нам скажут, что многие психологи не согласны с Фрейдом, но не согласны они большей частью во второстепенном. Это несогласие находит свое воплощение в новых вариантах фрейдизма – более тонких и потому более коварных.

Если у Фрейда, которому нельзя отказать в откровен­ности, диавол — его учение — предстает в гнус­ном и отвратительном виде, то мнимые против­ники Фрейда стараются одеть этого диавола в костюм джентльмена. Только очень немногие психологи имеют мужество сказать, что един­ственной истинно исцеляющей человеческую душу силой является христианская нравствен­ность, а еще меньше тех, кто скажет: путь из их кабинета должен вести в храм.

Мы остановились на теории пансексуализма потому, что в попытке демонизации мира она представляется наиболее «колоритной». Не толь­ко учение Фрейда, но и его личность вызывала горячие симпатии современных гуманистов. Так президент США Рузвельт обратился к Гитлеру с личным посланием, прося сохранить Фрейду жизнь, не только из сострадания к самому Фрей­ду, но и полагая, что это необходимо для блага человечества. И Гитлер, неприязненно относивший­ся к американскому президенту, охотно исполнил его просьбу: очевидно, его оккультный демонизм совпадал в этом вопросе с чаяниями гуманистов. Фрейд благополучно прибыл в Америку, но вско­ре скончался от рака языка.

Следует сказать, что психология и психиат­рия, за малым исключением, демоничны уже по­тому, что не признают существование диавола, скрывают его страшное воздействие на душу человека и этим самым лишают больных ре­альной помощи — Того единственного, Кто по­бедил диавола.
Возникает вопрос: все ли душевнобольные одержимы диаволом; можно ли смотреть на широкий спектр душевных заболеваний — от маниакальных депрессий и визионерства до ис­терии — как на одержимость? Нам кажется, вопрос поставлен не совсем правильно. Грани­ца между душевной болезнью и здоровьем весь­ма условна: все мы больны, будучи носителями первородного греха — незаживающей травмы в душе каждого человека; все мы больны вслед­ствие этого греха нашими страстями, и, самое главное, — темным влечением к пороку, подоб­ным оккультно-магической любви души чело­века к диаволу.

У человека из всех душевных сил менее все­го деградировал рассудок, который в некоторых случаях может оценивать свое болезненное и страстное состояние. У душевнобольных эта сила поражена, влияние темных духов не встречает в них даже малой преграды, как поток, ког­да разрушена плотина.

Душевное заболевание может иметь различ­ные причины, в том числе и органического ха­рактера, но как в ослабленном организме бурно размножаются болезнетворные микробы, так в душевном организме несчастных больных демо­нические импульсы проявляются с особой си­лой. Явное вселение демона может выражаться в особенных душевных страданиях, влекущих к самоубийству,  беспросветном унынии,  страхе перед святыней и самой мерзкой хуле на Бога. Но в любом случае помочь этим несчастным может только сила Божественной благодати, а ее у душевнобольного отнимают современные психиатры, предлагая иллюзорный путь к исце­лению, в который сами не верят: гипноз и хими­ческие препараты. Это лечение похоже на удары дубинкой по голове страждущего, дабы прекра­тить его болезненные стоны. Он затихает, но не выздоравливает.

Нам говорят о психиатрах-христианах, но, к сожалению, для большей части из них Божест­во — это лишь некая идея, наиболее удобная для медитаций. Мало кто может сказать, что Бог — не средство, а таинства Церкви — не замена курса лечения седативными препаратами, что исцеле­ние предполагает, прежде всего, христианскую жизнь и покорность воле Божией, что Бог — это высшая шкала ценностей, а отнюдь не инструмент, который может быть употреблен, а затем отло­жен в сторону.

Классическая психиатрия относится к религии так же, как система Гегеля к христианству: чтобы стать христианином, надо преодолеть кон­цепции христианства. Однако в действительнос­ти на душу нужно смотреть, как на отдельную субстанцию, нужно признать существование ду­ховного мира и иметь реальный опыт духовной жизни. Парадокс: православный психолог дол­жен стать аскетом и перестать быть психологом. Но тогда рушится всякое понятие о христиан­ской психологии, она становится христианской мистикой и христианской аскезой. Назревает еще больший парадокс: чтобы действительно лечить душевнобольного, психиатр должен стать святым, личным подвижничеством и включением в цер­ковную жизнь стяжать благодать — то единствен­ное, чего боится демон. Это может вызвать улыб­ку. Но если православный психиатр признает существование диавола, то, как он может пола­гать, что это существо можно изгнать из души и тела больного химическими снадобьями — подоб­но тому, как крысу травят ядом?

Итак, психиатрия надела смирительную ру­башку не на диавола, а на больного.

ФРАГМЕНТ ВТОРОЙ. ОБ ИСКУССТВЕ В ЦЕЛОМ И ЛИТЕРАТУРЕ В ЧАСТНОСТИ

“…Обычно говорят, что выдающееся произведение написано в порыве вдохновения, но никто, однако, не задумывается, какова причина этого вдохновения…

…Теперь мы должны коснуться такого исключительно важного фактора в жизни человечества как искусство, где посредством символов и имитаций художник творит фантастический мир царство вымысла, в которое должен включиться человек, условно приняв его за реальность.

Мы не говорим об историко-документальных хрониках, об этнографических описаниях и т. п., что в значительной мере относится к области науки. Мы говорим об искусстве, создающем вымышленную, но претендующую на правдоподобие историю, средством выражения которой является эмоциональный образ, в котором соединено типичное и индивидуальное; где писатель, как режиссер артистами, распоряжается жизнью сво­их героев, создает сюжеты и ситуации, как фон для выражения их духовных сущностей. Такая литература требует включенности, цель ее – вызвать эмоциональное сопереживание; чем оно глубже и интенсивнее, тем выше ценится талант писателя. Часто говорят: «это захватывающая книга». Действительно, книга захватывает сознание человека и переносит его в несуществующий мир. Литература притупляет у человека чувство реальности, она не учит жизни, а раз­вивает мечтательность и грезы, дает возможность уйти из действительности в некую мыс­ленную ирреальность. Искусство делает душу человека более пластичной, но путем повышения ее внушаемости.

Чтение художественной литературы также является определенным видом творчества. Читатель как бы перевоплощается в литературные персонажи. Он включается в их духовный мир, переживает их чувства и страсти. Перелисты­вая страницы книги, он становится то ребенком, то стариком, то убийцей, то сыщиком, то царем, то рабом. Но это вовсе не безобидное плавание в океане вымыслов. Через сердце человека про­ходят страстные образы, они отравляют его, как тонкий яд, собранный с ярких цветов, которыми любуется мир.

В нас живет грех. Мы уже испорчены врож­денными пороками, и только постоянными уси­лиями воли человек может при помощи Божией обуздывать и контролировать этот грех.

Принцип аскезы — бороться со страстными образами и представлениями. Мирская литера­тура, напротив, культивирует эти образы, прида­вая им внешнюю привлекательность, безобразие называя красотой. Читать мирскую литерату­ру — значит добровольно отдать свое сердце во власть страстям, как добровольно, а затем по привычке принимают наркотик.

Человек, читая художественную литературу, теряет свою лич­ность и живет эмоциональной жизнью других людей. Страсти — вот краски, которыми худож­ник рисует свои полотна, а мир говорит: посмот­рите, как красиво.  Такие развратные до мозга костей люди, как Гете, Байрон, объявляются «цветом» человечества, а их демонические писания — эталоном прекрасного. Можно ли сказать, положа руку на сердце, что среди известных писа­телей больше порядочных и скромных людей, чем растленных и порочных, ищущих в пороке вдохновение? Сколько там извращенцев, душев­нобольных, психопатов, считающих себя гениями признанными или непризнанными! Недаром среда их называется богемой — грязным болотом; но именно этих людей мир, забывший Бога, называет «носителями духовности»!

Обычно говорят, что выдающееся произведение написано в порыве вдохновения, но никто, однако, не задумывается, какова причина этого вдохновения. Многие из поэтов прямо утверждали: «Я чувствую, что какая-то неведомая сила осеняет меня, что кто-то пишет моим пером». Это вдохновение на самом деле — состояние демонической медиумичности. Александр Блок говорит, обращаясь к своему демону, которого он называл «музой» вдохновения: «Есть в напевах твоих сокровенных, роковая погибели весть, поруганья заветов священных… и такая влекущая сила, что готов я твердить за молвой, будто ангелов ты низводила, покоряя своей красотой».

Усмешка сатаны все более обнажается в мирском искусстве. Если в древние времена воспевались доблести, которые также были основаны на гордости и, по словам блаженного Августина, являлись не чем иным, как «блестящими пороками», то затем искусство с каждым веком становилось все более открытой апологией порока. Через мирскую литературу человек мысленно совершает все виды греха, теряет стыд перед самим собой, может быть, только лишь до поры, до времени соблюдая еще внешние приличия. Господь сказал: «Очисти внутреннее и тогда внешнее станет чистым» (ср.: Мф. 23, 26). Мирское искусство загрязняет внутреннее, а внешнее становится маской.

Весь продолжительный период романтизма в литературе — это культ страстей, желание создать религию не любви, а влюбленности, представить темное влечение души чем-то священным, пош­лость облечь в одежды тайны. Натурализм, сме­нивший романтизм, — это уже культ плоти и крови, торжество и радость при мысли о том, что ты всего лишь кусок грязи. Но описание свинар­ника должно рано или поздно наскучить, поэто­му натурализм сменяется декадансом.

Декадент приготовляет из тех же страстей пикантные блюда. Здесь — культ разлагающегося трупа, здесь человек практически отождествля­ется с демоном.

Еще один знаменательный факт: для мирской литературы Бог — неинтересный персонаж. В романтизме на Его место поставлен предмет любви, некий идеал, который наделяется ирре­альными чертами. В натурализме — формооб­разующая земля снова обращается в прах моги­лы, для натурализма божество — сам человек. В декадансе место Бога занял диавол. Роман­тизм — вор по отношению к Богу, он хочет со­зерцать божественную славу в лице человека. Натурализм ничего не хочет знать о Боге, он презирает и ненавидит саму идею Божества. Декадентство поклоняется, как Богу, сатане. И, наконец, экзистенциализм считает и Бога, и диавола, и весь видимый мир только лишь пред­ставлениями, состояниями и процессами, проис­ходящими в душе человека. Ничего нет, кроме пустоты и бездны, — как бы так говорит он, — а то, что кажется существующим, — только веч­но пульсирующая безумная мысль самого человека, блуждающая в его собственной душе — огромной, бездонной и холодной, как межзвездное пространство.

Что же касается сюрреализма, это — апокалипсис, написанный пророками сатаны, демонизация человека, культ метафизического ужаса предчувствие грядущих катастроф. Здесь — человечество, покинувшее Бога, более того, возненавидевшее Бога от всей души, объявившее Ему войну. Происходит трагический распад человеческой личности. Человек уже не бежит от мира в свою больную душу, а в нем – в этом обреченном на гибель и потрясаемом безумием мире – ищет забвения.

Сюрреализм — это зазеркалье декаданса, где диавол уже не прячется более в тайниках человеческой души, как за театральным занавесом, а выходит в своем обличии на сцену мировой истории.

Экзистенциализм и сюрреализм возникли не на пустом месте. Это — один из завершающих этажей здания культуры, которое построили предыдущие поколения. Демонический импульс бы заложен уже в основание этого здания, но прежде можно было видеть только брошенные в землю семена и молодые побеги, а теперь на полях распустились ночные цветы зла.

Сюрреализм — законный «сын» и наследник своих предков, но в то же время это бунт детей против отцов. Если прежние литературные жанры представляли страсти как источник счастья и радости, как квинтэссенцию человеческой жизни и тщательно наводили косметику на лице гниющего трупа («Смерть» Бодлера), то сюрреализм решительно объявил самое отвратитель­ное самым прекрасным. Говорят, что в нацист­ских лагерях смертников вели к месту казни под звуки танго, которое называли: «танго смер­ти». Сюрреализм — танец смерти, в котором со­дрогается агонизирующее человечество. Навер­ное, следующий этап искусства мало – чем будет отличаться от воплей гадаринских бесноватых, которые бились головой о камни, чтобы заглу­шить внутреннюю боль, и жили в гробницах — в погребальных пещерах, куда клали мертвецов. Характерно, что одержимых диаволом тянет к нечистоте, гнили и тлению, потому что диавол — дух смерти.

Нам скажут, что существуют классическая ли­тература, живопись и музыка, которые могут про­тивостоять хаосу современной антикультуры, так что у человека есть выбор и альтернатива. Но чем пропитано это искусство? Также душевны­ми страстями; оно уводит человека от Бога, на­полняет его ум образами земного. Чему посвя­щена мирская живопись? — Красоте вне Бога. Что пробуждает в душе музыка самых великих композиторов? — Грезы и мечтательность, страст­ные душевные состояния или языческое упоение этим миром. Святой Иоанн Кронштадтский пи­сал: «Мысль о земном оземляет саму душу», а мирская литература с ее яркими, страстными об­разами похожа на комья земли, которыми душа, как могильщик, погребает свой дух.

Искусство заставляет око души смотреть или на землю, или в иллюзорный мир фантазий, по­хожих на плывущие облака, которые каждое мгновение меняют свою форму.

Духовное небо для засоренных глаз души закрыто. Что касается живописи, то картина еще более глубоко, чем слово, соединена со страстями. Уже святой Иоанн Златоуст писал о том, что были люди, которые влюблялись в картины и статуи. В картине имитация жизни ярче, нежели в слове, она мгновенно, через взгляд, поражает человеческое сердце. Мирское искусство всегда носит языческий характер с широким спектром культов от космофилии до культа чувственных страстей, а от него — до откровенной демонофилии.

Античная трагедия — первый услышанный нами аккорд искусства. Сюрреализм — один из последних его аккордов. Но сама симфония едина.

Может ли человек, увлеченный искусством, чисто молиться? — Нет! Его молитва будет похожа на малый ручеек, который исчезает на пути, пропадает в песках. Бурю помыслов, фантасмагорию образов, карнавал картин, которые хранятся в памяти души, диавол, как свое войско, выводит из недр подсознания человека, чтобы уничтожить его молитву. Сердце такого челове­ка не может вместить молитву — оно отдано другим чувствам. Ум его не способен вникнуть в смысл молитвенных слов, он окружен темной тучей помыслов. Молитва его похожа на дом из песка, рассыпающийся под руками.

Наша интеллигенция и малорелигиозна-то как раз потому, что она лишила себя способности молиться; она может только рассуждать и воображать, то есть находиться в области души, а не духа.

Есть еще одна разновидность сюрреализма, или, точнее, его предшественник — кубизм. Здесь — желание перестать быть человеком, превратиться в конструкцию, подобную машине. Уже античные философы считали четырехуголь­ник и куб символами материальности, атома зем­ли. Кубизм — это и ужас перед цивилизацией, превращающей человека в железного зверя, и тайное влечение к этому царству смерти из кам­ней и металла, подобное любви безвольного раба к своему жестокому господину.

Могут возразить, что как бы ни были страст­ны и развращены люди, но в душе их таится тос­ка по правде, и не может быть, чтобы за столетия в мировой литературе не было создано хотя бы несколько образов христианских подвижников, которые могли бы вдохновить нас на самоотверженную духовную жизнь; что из светской лите­ратуры христианин может добыть, как из руды, крупицы золота. Однако, как мы сказали, литература ничему не учит. Она индуктирует страс­ти, живущие в нашей душе, оживляет пороки, лежащие на дне сердца, как подводное чудови­ще; она воспаляет воображение, она погружает в мир мечтательности, но никаких реальных знаний не дает. Нельзя «сочинить» образ свя­того на основе своих оземленных представле­ний и нечистых эмоций, не может светский писа­тель проникнуть во внутренний мир подвижни­ка посредством интуиции: душевное никогда не поймет духовного. Это будет ложь на святого. Даже такие деятели литературы, как Данте, Тассо, Достоевский, Толстой и другие, сумевшие глу­боко раскрыть мир человека на уровне его души, когда речь шла о христианских подвижниках, оземляли их или превращали в какие-то пустые бесплотные тени, либо заставляли появляться на страницах своих книг, как резонеров на сцепе; даже в карикатурах Анатоля Франса иногда проскальзывало больше понимания недоступных тайн духа, чем у так называемых христианских писателей-моралистов.

Поэтому, подводя итог, скажем: в светской литературе можно различить разные степени уровни концентрации демонизма — от скрытых до бесстыдно обнаженных — но альтернативы ему здесь нет.

ФРАГМЕНТ ТРЕТИЙ. О ТЕАТРЕ

“…В театре собрано все самое отрицательное, что только имеется в каждом виде искусства…”

Еще одним средством демонизации человече­ства во все исторические периоды служил театр. Театр — это сгусток страстей, поле духовной лжи, которое захватывает зрителей, как липкое расте­ние — насекомых, в поисках нектара опустивших­ся на его яркие смертоносные цветы. В театре собрано все самое отрицательное, что только имеется в каждом виде искусства. В живо­писи, музыке и литературе носителями страстей служат картина, гамма звуков, слово, то есть опос­редованный символ, а в театре — живой человек, посылающий в зрительный зал волны своих гре­ховных чувств и переживаний. Само искусство актера — искусство включаться в другую, чужую жизнь и делать ее своей жизнью, входить в несу­ществующий образ и отождествлять его с собой, накладывать на себя маску и заменять ею собственное лицо. Артист — это Протей, который постоянно меняет свой облик. Поэтому искусст­во артиста — искусство убивать в себе личность, искусство менять цвета, как меняет их хамелеон, искусство изменять формы, подобно воде, кото­рую переливают в разные сосуды.

На сцене невозможно передать духовное со­стояние, так как в истину не играют. Сцена — это концентрированное поле страстей: чем интенсивнее и ярче выражена страсть, тем глубже она проникает в сердца зрителей, тем сильнее включает их в мир фантазии и ирреальности.

На сцене актер живет всеми существующими человеческими страстями; в нем они являются с такой силой, что зрительный зал зачастую почти физически ощущает их дыхание. Актер, словно маг, вызывает страсть из своего подсознания, словно заклинатель, который говорит демону:   «приди», — и тот приходит,  «уйди», — и тот исчезает. Тренинг артиста имеет очень большое сходство с оккультными упражнениями йогов. И йог, и артист, оба полагаются на силу воображения, учатся мыслить яркими  образами, жить в их иллюзорном мире, верить в их реальность — как бы растворяться в них. Сцена театра и астрал оккультизма — это область страстных эмоций, которые в оккультизме восточном принимают персонифицированную форму.

В языческих культах храм и театр представляли собой один архитектурный комплекс. Самый большой театр в Риме, построенный Помпеем, располагался у подножия храма Венеры, ступени этого храма служили для зрителей скамьями. На сцене античного театра боги являлись как действующие лица не только трагедии, но и комедии. И сами древние мистерии также представляли собой театрализованные постановки с участием злых и добрых божеств. Только здесь уже не было зрителей: в драматические акты мистерии включены были все присутствующие.

Подобно тому и в Индостане во многих храмах ритуалы проходили как представления с участием профессиональных актеров и танцов­щиц. Часто во время этих ритуалов употребля­лись маски не только богов и героев, но также и чудовищ.

Святые Отцы пишут, что демоны питаются человеческими страстями, как вампиры кровью, поэтому у театра есть свой оккультный аспект, свое оккультное поле. Характерно, что по пра­вилам древней Церкви к крещению не допуска­лись изготовители идолов, блудницы и артисты; занимающиеся же этими «ремеслами» после крещения отлучались от причастия и молитвенного общения. Есть и еще правило: будущий священник не должен брать в жены артистку, хотя бы она была девушкой, потому что сохранять внут­реннюю чистоту, исполняя роль Клеопатры или Мессалины, невозможно. Если современные ли­бералы называют театр «храмом искусства», то напрашивается вопрос: а кого они подразумева­ют под баядерами?

Еще одно сходство между йогой и тренингом артиста — это умение перевоплощаться в мыс­ленный образ. Йоги советуют человеку создать для себя второе «я» — идеального двойника как живую личность, с которой человек хотел бы поменяться местами (при этом они подчеркива­ют, что слово «идеальный» означает — желатель­ный для человека, а не подчиненный особым моральным принципам, иначе этот мысленный образ не будет жив). Затем путем медитаций, как мысленных, так и эмоциональных, человек должен отождествить себя с двойником, факти­чески потеряв ощущение своего реального «я». Также и для артиста необходимо вживаться в  образ своего героя до чувства исчезновения собственной личности.

В йоге практикуется упражнение, направленное на расслабление мышц тела, релаксации. Йоги называют это «асаной трупа». Подобные упражнения на расслабление входят и в трении артистов. Особое значение в йоге имеют упражнения для развития концентрации внимания, способности в течение длительного времени сосредотачиваться на каком-нибудь образе или слове,  отвлекая мысль от всего остального. Подобные упражнения присутствуют в системах всех крупных режиссеров.

Святые Отцы говорили, что человеческим страстям сопутствуют демоны этих страстей, поэтому многие места насыщены, буквально заражены страшным духовным ядом, сами стены, кажется, хранят память о том, что происходило в них, пропитаны запахом тонкого тления, который источали души их обитателей. Если театр называют «храмом искусства», то скорее можно сказать, что это школа искусства лжи, превратившаяся, по сути, в культ. Первая за­поведь христианской аскетики — хранить свое сердце. Театр, напротив, открывает сердце для всех страстей.

Добродетель нельзя показать на сцене. Христианские добродетели не демонстрируют перед миром, а, напротив, скрывают. Да, театр, за ред­ким исключением, и не занимается резонерством; он почти всегда тайно или явно насмехается над святыней и над тем, что в христианстве принято называть целомудрием. Однако есть и другая опасность: театр учит человека играть в жизни, как на сцене, казаться тем, чем он не является на самом деле, лгать и притворяться. Во всех революциях театр играл довольно зловещую роль, по крайней мере, симпатии боль­шинства артистов, как правило, были на стороне революции; по сути, главным импульсом театра стала ломка христианской морали.

После революции на осквернение театру были отданы многие храмы, и артисты без вся­ких укоров совести играли в алтаре как на сце­не — во всяком случае, нам не приходилось слышать, чтобы ведущие актеры решительно протестовали бы против такого кощунства. Мы все свидетели, как энергично они защищались, когда в последние годы их, как непрошеных гостей, выдворяли из храмов, переделанных в театры и цирки. Во времена Французской Революции государ­ственной религией был объявлен культ разума, призванный занять место гонимого христианства. И здесь революционеры обратились за помощью не к философам, а артистам. Олицетворением разума, богиней нового культа была провозгла­шена одна из опереточных артисток Парижа. Шутовской карнавал, тщательно отрепетирован­ный ее коллегами, разыгрался на улицах фран­цузской столицы. Обнаженную артистку, слов­но статую языческой богини, внесли на руках в Собор Парижской Богоматери; шествие это со­провождалось шуточными представлениями и фривольными песнями, в которых осмеивались христианские таинства. Затем артистку посади­ли, словно на трон, на Престол Собора, и члены Конвента приветствовали ее, продолжая кощунственное шутовское действо. Театральная богема Парижа была в восторге…

Нельзя не упомянуть и о таком отвратительном явлении в современном театре и кинематографе, как постановки, кинофильмы и балеты о Христе. Последняя грань цинизма — изображать танцующего Христа. Играть Христа может только кощунствующий безбожник или параноик визионер. Следует помнить, что первым, кто хотел сыграть роль Бога, был сатана.

Театр вырабатывает особый менталитет: сама жизнь здесь воспринимается как игра на сцене, а мудростью почитается искусство никогда не быть самим собой. И это тем более страшно в наши дни, когда каналы телевещания превратили в зрителей и участников театральных представлений едва ли не все человечество.

Сегодня в ближнем мы все явственнее видим артиста, а в человеческих взаимоотношениях – расчетливую игру, точно живем под крышей огромного театра. Универсальным грехом наших дней стала ложь. Она пронизывает все общественные структуры, родных людей делает чужими.

В последнее время стал модным термин «ноосфера». Мы не сторонники этой гипотезы, но если воспользоваться ею, можно сказать, что ноосфера катастрофически вырождается в «плутосферу».

Полный вариант  статьи лежит тут 

вернуться

ОСТОРОЖНО, ПСИХОЛОГ!

Евгения Белякова

“…Желающих поуправлять чужой психикой становится все больше и больше. И преступлений на этой почве тоже…” (из предисловия Центра им. Св. Иринея Лионского)

ИСПОВЕДЬ ПАРТИЗАНКИ

«Психологи – враги рода человеческого» – бормочет мой коллега врач-психиатр после разговора с новой пациенткой. И я с ним согласна. Потому что одно из моих мест работы – психиатрическая больница. Читаешь карты – сердце кровью обливается. На ранних этапах болезни большинство годами ходили по психологическим консультациям, курсам, группам, тренингам. Их учили «радоваться жизни» и как «избавиться от излишних страхов и тревог». Болезнь, между тем, прогрессировала. И никто из ведущих группы или консультирующих психологов не увидел, что у человека душевное заболевание.

Проблема людей с душевным заболеванием в том, что они не понимают, что с ними происходит. При этом человек чувствует, что с ним что-то «не то» и начинает искать помощи. После советских времен слово «психиатрия» остается пугающим, поэтому чаще всего идут к психологам. Весь ужас в том, что психологи эту область совсем не знают и норму от патологии не отличают. А прелесть их положения в том, что они ни за что не отвечают (врач подсуден, психолог – нет!).

Я сама из психологов. И сегодня я, как Павлик Морозов, выступаю против alma mater. Как партизанка, я подрываю авторитет профессионального сословия. Я имею на это право. Потому что знаю истинные размеры ущербности психологического образования. И последствия этого.

***
Много лет назад после института я попала на работу в центр клинической психотерапии. Вокруг были сплошь врачи психиатры-психотерапевты. Чтобы войти в работу центра, я попросилась присутствовать на приёме. После первого же приёма вышла растерянная. На консультации была женщина с 6-летним сыном. Она жаловалась, что ребенок неугомонный, «с шилом в заднице». А психотерапевт, вместо того, чтобы разбираться в атмосфере семьи, задавал вопросы про то, как протекали роды, да как мальчик ест, да как спит… А потом направил ребенка на энцефалограмму. И пояснил мне: «Это внутричерепное давление. Надо лечить первопричину, одной психотерапией здесь не обойтись».

И тут же прочитал маленькую лекцию, суть которой сводилась к тому, что у человека помимо души есть еще и тело с кучей органов, заболевания которых влияют на психику. Например, при нарушении функции щитовидной железы человек становится раздражительным, с этим он к психологу и придет. А словом «лень» люди часто называют апатию, причинами которой может быть с десяток заболеваний. В этих случая без лечения основного заболевания работа психолога или психотерапевта бессмысленна.
Мы этого не проходили.

Довольно быстро я начала понимать, что обладаю странным набором поверхностных, разрозненных, во многом устаревших знаний. И громадным количеством примитивных схем и клише. Я стала понимать, что ничего не умею. Нам не дали ремесла.

Авто-слесарь, окончив ПТУ, не только знает, где в машине мотор, где карбюратор и т.д., но еще и умеет это наладить.

Балерина после окончания балетного училища умеет танцевать.

А что умеют психологи? К какой работе их готовят?

Наша психологическая «школа» славилась, когда занималась своим делом – наукой. И псих.факи изначально были призваны готовить научных работников. Но в науку сегодня идут немногие, возможно потому, что там не прокормишься. Большинство идет работать с людьми – консультировать, вести группы. А для этого требуется принципиально иной набор профессиональных знаний, да и другой уровень ответственности.

Тогда, много лет назад, я поняла, что мне надо переучиваться, попросила о помощи. И мне стали ставить мозги на место. Прошло очень много времени, прежде чем ушло мерзкое ощущение беспомощности. И когда сегодня я говорю: «знаю, умею, могу», это не благодаря полученному образованию, а вопреки ему…

Я училась еще при советской власти. Но за все эти годы так и не сформировались четкие требования – что должен знать и уметь психолог. Нет понятия и о морально-этических нормах, поэтому «не навреди» к психологу не относится.

Программы подготовки психологов, по сути, не изменились, зато изменилось время. После перестройки спрос на специалистов этого профиля резко вырос. Сегодня их выпускает почти каждый гуманитарный ВУЗ, помимо этого громадное количество разномастных курсов. А проблемы все увеличивающейся «касты» «людоведов» и «душелюбов» остались те же – некомпетентность, безответственность.

Таким образом, у Великой Науки Психологии, имеющей многочисленных, достойных отпрысков выросла непутевая, малограмотная и очень нахрапистая «доченька», имя которой Вульгарная Популярная Психология… Ее любимое занятие – «вешать лапшу на уши» и выдавать домыслы за действительность.

В психологии есть достоверные знания, то есть проверенные научными исследованиями. И есть громадное количество теорий, высосанных из пальца. Этими мифами и торгует непутевая «доченька». Как часто я испытываю неловкость и стыд, когда слышу комментарии и рекомендации психологов по телевизору или натыкаюсь на журнальные статьи коллег по цеху. Откуда они это берут? Приведу один известный всем пример: «ребенок из неполной семьи обречён на проблемы». Да нет таких данных. Серьезных научных исследований на эту тему не проводилось! В конце концов, пол мира выросло в неполных семьях, потому что каждый век мог похвастаться парой, троечкой войн. Кстати, а что, из полных семей все выходят без проблем?

При этом популярность психологических услуг продолжает расти. Как конкистадоры 500 лет назад кинулись завоевывать Америку, так полуграмотное племя психологов кинулось отвоевывать свой кусок на рынке жизни. Самое интересное, что среди них есть люди порядочные, искренние, истово желающие вам помочь… Жаль только, что в основной своей массе малокомпетентные.

Трудно представить себе газету или журнал без странички психолога. По радио консультируют, по телевидению лечат. Большинство ток-шоу, в конечном итоге, сводятся к грубой имитации психологической помощи. А еще великое множество психологических тренингов, курсов и консультаций, где вы получите замечательные рекомендации: «как жить без внутренних конфликтов» (мне кажется, легко – достаточно потерять совесть); «как заловить мужика» (маленького можно сачком, а большого – капканом); «как себя полюбить» (ой, это не иначе как о мастурбации).

Кондовые советы, касающиеся семейных отношений, чаще всего сводятся к обучению манипуляциям, типа: «надо кивать, а делать по-своему». А суть советов заключается в том, что родственникам нельзя доверять, но с ними не надо ссориться. Поэтому надо ловчить и умненько добиваться своего.

А какое обилие психологических тренингов! Глубинной проработки там нет и за короткий срок быть не может. Там другая цель – деньги. Поэтому принимать участие может 30, 50, да хоть сто человек. Открою профессиональную тайну – в группе не может быть больше 12-15 человек. Работа с психикой и конвейер – две вещи несовместные.

Впрочем, народ тренинги любит. На тренинги подсаживаются не хуже, чем на легкие наркотики. Жизнь особо не меняется. Зато приобретается иллюзия скорого решения проблем. И потусоваться есть с кем. Непонятно, правда, при чём здесь психология – в переводе «наука о душе»?

Какая там душа! Торговля «счастьем» у психологов идет не хуже, чем у колдунов. Не зря же самым большим спросом пользуются тренинги, где людей «делают успешными». Когда о человеке говорят, что он умный, или талантливый, или профессионал высокого класса, это понятно. А успешный – это кто? У которого ни ума, ни таланта, ни профессионализма – зато смог денег «настричь»?

Самое страшное, что в нашей стране, чтобы вести психологические тренинги, никаких специальных знаний не требуется. Оказалось, эта дивная кормушка, где работать можно, опираясь на собственные вымыслы, домыслы, интуицию, житейский опыт. В стоматологии это, небось, не «прокатит», а в психологии можно. Поэтому появились «самородки» от психологии.

На одной из психологических тусовок я столкнулась с подобным «мэтром». На обложках его книг написано «известный психолог», «автор многочисленных бестселлеров» и «создатель уникальной методики». Через 5 минут разговора выяснилось, что дяденька не знает элементарных вещей, что образование у него совсем другое, мало того, что за все эти годы активной «психологической деятельности», он так никаких знаний по психологии и не приобрел.

В психиатрической больнице, где я работаю, каждый пятый проходил его тренинги. Эти тренинги «вздрючивают» эмоции, что для психики многих людей является и нежелательным, и просто опасным. Попыталась объяснить ему это. Он нисколько не смутился, даже не заинтересовался. Поднял на меня пустые глаза и спокойно ответил: «Пока платят – пусть ходят».

Лучше бы он пошел в киллеры. Хотя столько, сколько он имеет от психологии, киллером не заработать. Успешный человек!
Наверное, нельзя так огульно ругать весь рынок психологических услуг. Конечно, есть отличные, грамотные профессионалы, отвечающие за свою работу. И когда жизнь сталкивает меня с ними, я радостно изумляюсь и кидаюсь дружиться. Жаль только, редко, до обидного редко это происходит…

***
Нет, я ни в коем случае не выступаю в роли судьи или спасителя человечества. Но для меня за каждым случаем безграмотности и безответственности стоит живой человек.
У нас в больнице лежит молодая женщина. Она хрипит, потому что у нее обожжена гортань – следствие неудавшегося суицида. А перед этим долго ходила к N, к S, проходила тренинги в центре «///»… Ее мать с недоумением говорит мне: «Но ведь она все время ходила на психологические занятия. Что мы не так делали?»… И что я могу ей ответить?

Отсюда

вернуться

ЛЕГЕНДА О МИНЬКОВЕЦКОЙ РЕСПУБЛИКЕ

Frater_ursusЛегенды Каменца: граф Редукс”. (С небольшими сокращениями)

“…В 1791 году он разработал (и напечатал в собственной типографии!) уложение о самоуправлении города Миньковцы. Через четыре года граф отпустил на волю всех своих крепостных – и это за 66 лет до отмены крепостного права в России! Крестьяне по внутренним законам Миньковецкого государства освобождались от барщины и оброка, за ними оставались все их земли – в обмен на очень небольшой фиксированный налог. Была принята даже особая декларация, в которой были слова о том, что высшим благом является свобода… Во владениях графа крестьян запрещено было называть холопами, хамами, мужичьем и прочими пренебрежительными прозвищами.”

 … Нападающие коварно подкрались в самое глухое полуночное время. Стремительным броском преодолев склон холма, они ворвались в ворота Бельмонта, вышибли ворота замка, и, раскидав немногочисленных. ничего не понимающих спросонья слуг, ринулись к опочивальне хозяина.

Разбуженный шумом граф, наспех одевшись, хладнокровно заряжал пистолеты, готовясь дать врагам последний и решительный бой, хотя и знал наперед, что неизбежно его проиграет. Что ж – не раз уже ему приходилось все ставить на кон в рискованной игре с судьбою – и выигрывать! Но нельзя побеждать бесконечно – видно пришла очередь судьбы взять реванш…

Уже загремели первые удары в массивную дубовую дверь графской спальни, когда внезапно их перекрыл звук набата из близлежащего костела. Дочь графа, поняв, что происходит, тайком выбралась через заднюю дверь дворца, забралась на колокольню и ударила тревогу!

В скором времени все окрестности заполонили толпы местных жителей. Вооружившись, кто чем мог, они, как верные вассалы, единодушно бросились на выручку своему сеньору. Враг был разбит и позорно бежал прочь))).

Родовой герб Сцибор-Мархоцких – Остоя

 
Когда узнаешь о невероятной личности графа Сцибор-Мархоцкого, прозванного Редукс, невольно приходят на ум слова Честертона о том, что действительность невероятнее вымысла. В самом деле, выдумать столь колоритную личность, и те деяния, которыми он оставил неизгладимый след в истории Подольского края – едва было бы по силе даже самому буйному воображению! Если бы существовало звание короля чудаков, то граф Редукс его заслужил безусловно:)

Надо сказать, что на первых порах судьба его не баловала: еще в детстве став круглым сиротой без гроша в кармане, он был взят на воспитание своим богатым дядей, у которого не было собственных детей и наследников. Естественно, молодой Игнатий стал будущим наследником дядиных земель и собственности. Да вот только дядя с племянником не ладили совершенно! У обоих был самостоятельный и упрямый нрав, взрывной характер, неподатливость, желание настоять на своем любой ценой. Между ними возникали трения такие, что только искры летели!

Когда терпение дяди лопнуло, он отправил непокорного племянника на прусскую военную службу.

“У Фридриха в войске тот дрался геройски, штыка не боялся, и с пулей дружил”, а через несколько лет демибилизовался и поступил в чина капитана в польскую армию. Служил в Каменце, дослужился до чина майора, но через неуживчивый характер поссорился с другой сильной личностью – комендантом Яном де Витте. и ушел с военной службы.

Уехав в Варшаву, бедный Игнатий был принужден пробавлятся, давая уроки музыки, но постепенно завязал хорошие знакомства и даже начал приобретать популярность при королевском дворе – дядя уже начинал было гордится родственником, когда  тот подложил ему свинью немалых размеров: взял, да и женился на дочери итальянца – королевского кондитера. Девушку звали Ева Руффо, и видно она была необыкновенно хороша собой, раз любовь к ней подвигнула богатого наследника к столь рискованному мезальянсу.

Скандал был громким, владетельный дядя даже хотел было лишить дерзкого Игнатиянаследства, да не успел – умер в то время, когда юристы занимались переработкой завещания. И вот таким образом, в конце галантного восемнадцатого века, Игнатий стал наследником титула, обширных земель, и… многочисленных долгов покойного))).

Став единоличным собственником и хозяином богатейших земель, на которых располагалось 18 сел и местечко Мынькивци – все вместе это называлось “Мыньковецький ключ”, новый владетель ни много, ни мало – учредил собственное государство! Да, да, самое что ни на есть настоящую державу: со своими границами, законодательством, управлением, даже деньгами (они назывались мыньками)! Когда в 1793 году Российская империя аннексировала Подолье у Польши, граф Мархоцкий велел поставить на границах своих владений пограничные столбы с надписью: ” Граница между государством Российским и государством Мыньковецким”. Единственное, чего ему на хватало для полной независимости, так это вооруженных сил и дипломатических представительств в других странах))) Впрочем, так далеко даже столь удивительный чудак и фантазер не мог зайти без риска оказаться в казематах Каменецкой крепости.

http://i956.photobucket.com/albums/ae44/Marmothouse/Graf.jpg Панська садиба у селі Отроків

 Граф Редукс , а также  остатки его замка  в селе Отроков

Не надо думать, что Мыньковецкая “держава” была всего лишь праздной причудой скучающего магната Создавая собственное государство, граф руководствовался идеями французских философов-просветителей XVIII века: Руссо, Монтескье, Вольтера. При формировании своих учреждений он последовательно проводил четкое различие между законодательной, исполнительной и судовой властями. Новоявленный глава государства взялся за обустройство своих владений с невиданной энергией и достиг в этом деле поразительных успехов. В 1791 году он разработал (и напечатал в собственной типографии!) уложение о самоуправлении города Миньковцы. Через четыре года граф отпустил на волю всех своих крепостных – и это за 66 лет до отмены крепостного права в России! Крестьяне по внутренним законам Миньковецкого государства освобождались от барщины и оброка, за ними оставались все их земли – в обмен на очень небольшой фиксированный налог. Была принята даже особая декларация, в которой были слова о том, что высшим благом является свобода… Во владениях графа крестьян запрещено было называть холопами, хамами, мужичьем и прочими пренебрежительными прозвищами. Этот документ граф приказал распечатать в большом количестве экземпляров и разослать в соседние владения – в качестве примера для подражания)) Окружающие помещики, в ужасе от такого “якобинства” повсюду тщательно разыскивали экземпляры декларации и немедленно их уничтожали:)

Удивительнейшим образом, построенная им в живописной Подольской Швейцарии (так называются те прекрасные места) Утопия, мало того, что просуществовала целых тридцать лет, так еще и процветала! Захудалое прежде местечко превратилось в небольшой городок, наполненный предприятиями и промыслами, крестьяне благоденствовали и обожали своего “патриарха” – так любил называть себя граф Игнатий. С долгами он рассчитался полностью, а немалые доходы от владений употреблял на строительство и обустройство: школы, церкви, приют для сирот (после эпидемии чумы их осталось немало), больница – это вообще особая тема. Граф нанял и содержал за свои средства двух врачей – при чем один из них представлял традиционную медицину, а другой – альтернативную – гомеопатическую. Видимо на тот случай, чтобы если не поможет одна, то можно было бы сразу обратится к другой))). Эта больница стала столь популярной в окрестностях, что в нее местный истеблишмент ездил как на курорт – пришлось даже построить специальную гостиницу! Впрочем места там поистине чудесные – так что и без больницы вполне целебные для души и тела.

Энергия в нем прямо таки бурлила. Он занимался обустройством и управлением своего крохотного “государства”, многочисленными строительными проектами, председательствовал в местном суде, устраивал пышные празднества, даже говорил речи и проповедовал в церквях! В Мынькивцах он построил на холме, названном им Бельмонт “правительственную резиденцию” в виде замка – наподобие Акрополя: со статуей богини правосудия Фемиды на воротах. Здесь располагались все учреждения “государства”, издавались указы и законы, по которым оно жило и здравствовало – при чем весьма неплохо. Местные жители, кстати, до сих пор этот холм называют “Бальмон” – на французский манер, как выговаривал это слово граф…

После учреждения собственной державы, пред графом-“патриархом” встала новая проблема: куда девать “преступные элементы”? Во всяком приличном государстве тех времен имелись специальные места для ссылки провинившихся подданых: в России это была Сибирь, в Британии – Австралия, во Франции – Кайенна. Ясно, что и графская “держава” не могла обойтись без места ссылки. Для этой цели граф приобрел 16 тысяч гектаров в херсонских степях, и основал там “графство Руффиполис” (по имени жены), куда и ссылал виновных. Ссылка в “Руффиполис” была высшей мерой наказания во владениях графа))).

Одним из увлечений графа было строительство всевозможных сооружений. Кроме упоминавшихся уже Бельмонта, школ, больницы, аптеки, храмов и прочего, он построил себе четыре “резиденции” в четырех разных местностях: зимнюю, весеннюю, летнюю и осеннюю – при чем две из них были в виде средневековых замков. А еще, кроме церквей, строил различные странные “храмы”, посвященные то античным богам и богиням, то даже Руссо или Вильгельму Теллю!:)) Конечно же это были не настоящие святилища (граф был убежденным сторонником христианства, только несколько своеобразным, мягко говоря))), а скорее парковые павильйоны. Позже, эти чудачества, вместе с некоторыми другими, навлекли на него обвинение в язычестве и серьезные неприятности со стороны церковных и гражданских властей.

Откуда же произошло столь странное прозвище: “Редукс”? Дело в том, что графу однажды поручили руководить обозом со снабжением для русских войск, находившихся в Варшаве. Приняв эту должность, он тут же стал величать себя латинским титулом Дукс (вождь, военачальник, проводник). С блеском выполнив порученное задание (графу вообще удивительным образом прекрасно удавалось все, за что бы он не брался), он возвратился обратно, на этот раз называя себя Редукс (т.е. возвратившийся – на латыни здесь игра слов: вроде как Вождь и Привождь) Этот титул он сделал своим излюбленным и с тех пор наотрез отказывался принимать любые бумаги и документы, в которых его не величали Редуксом:).

В своих владениях граф чудил напропалую: у него была собственная типография, где, кроме официальных документов “государства” граф печатал собственные произведения – проповеди, поучения, романсы, сатирические эпиграммы на соседей и каменецких чиновников, которых презирал до глубины души)). Там же были изданы впервые некоторые произведения классической польской литературы – например, первый перевод “Гамлета” на польский язык.

А еще он любил руководить свадьбами и похоронами своих подданых, разработав для этого оригинальный торжественный церемониал. Граф предпочитал одеватся в особую мантию, наподобие римской тоги, и повсюду носил с собою то-ли жезл, то-ли скипетр. По любому поводу устраивал торжественные собрания, на которых выступал с речами, и даже, как уже упоминалось – проповедовал в церквях. Священники не смели ему перечить, поскольку и церкви, и все их обустройство были построены и приобретены за счет графа. Кроме того, он устраивал пышные празднества Цереры в честь окончания жатвы – с торжественной процессией, красочными ритуалами и прочими атрибутами: местные жители от всего этого были в полнейшем восторге, чего однако не скажешь о церковных властях.

Photo

               Возможно, таким видел себя граф

Например, когда католический епископ Мацкевич прибыл из Каменца во владения графа, чтобы ревизовать епархию, граф принял его с величайшей торжественностью. Он встретил епископа на границе своих владений в тоге и с жезлом в руке, окруженный свитой из вассалов и “министров” своего государства. Граф произнес высокопарную приветственную речь и предложил епископу (которого почему-то все время называл “верховным жрецом”:)) пересесть из кареты на “триумфальную колесницу”, на которой был установлен роскошный трон, и которую влекли четыре черных быка с позолоченными рогами! Чиновники “государства” держали над ним балдахин, а девушки в белых платьях разбрасывали впереди цветы))).

Епископ пенял графу за то, что тот, не будучи духовным лицом, дерзает, тем не менее, проповедовать в церкви. На это граф, ссылаясь на Священное Писание, отвечал, что проповедовать имеют право все христиане – а он, граф, даже обязан это делать, ибо духовенство здесь крайне невежественно(еще бы – даже Руссо не читали:))!. При том же граф имел обыкновение в своих проповедях цитировать не только Библию и отцов Церкви, но и светских писателей, и философов. Цитировал даже Вольтера! (какового местные жители, в простоте душевной, принимали за малоизвестного святого))).

Тогда власти пошли на хитрость: во владения графа прислали отряд военных барабанщиков, которые должны были заглушить речи графа барабанным боем(!). Но барабанщиков хорошо накормили у графа, а еще лучше напоили – и они к концу угощения не то что барабанить, а и палочки барабанные в руках держать были уже не в состоянии))). С учетом своих ошибок, власти в следующий раз прислали с барабанщиками офицера, и наконец-то громкий барабанный бой заглушил очередную проповедь Редукса! (который этим демаршем отнюдь не смутился и речь свою таки довел до конца))).

Самое поразительное для меня во всех этих историях об эксцентрическом графе то, что он свои выходки совершал ВСЕРЬЕЗ!))). Ни сам граф, ни окружающие ни разу не дали повода даже заподозрить его в несерьезности или шутливости: никто не смеялся! Подданые его игрушечного “государства” (которых, кстати. насчитывалось более 4000!) его любили и почитали как отца родного, охотно и увлеченно участвуя во всех сумасбродных начинаниях графа. Его враги обвиняли его на полном серьезе во всевозможных проступках и кощунствах – но никто не считал его шутом или сумасшедшим. Видно, такова была сила личного обаяния Редукса, его ума, способностей, всего того, что в наше время назвали бы харизмой, что смеятся над ним никому даже не приходило в голову…

Графские проделки довели до белого каления церковные власти. Случилось редкостное событие: католический и православный епископы Каменецких епархий объединились против графа и нажали на власти, чтобы те прекратили “бесчинства”. В имение графа была прислана сотня казаков, которые арестовали Редукса и отвезли в Каменец – на суд и расправу.

http://i956.photobucket.com/albums/ae44/Marmothouse/Kamenets.jpg

Каменецкая крепость

Обвинения были серьезными, дела, похоже, оборачивались не в его пользу… Но он и здесь не изменил себе: одетый в неизменную тогу, с длинной бородой (которую отпустил, по его словам: “в знак страданий и презрения к глупости чиновничьей”)) и с неизменным жезлом в руке, со скорбным и величественным видом, напоминая ветхозаветного патриарха, Редукс разгуливал улицами Каменца, походя благословляя благоговейно подходивших к нему простолюдинов))). (Графа не осмелились поместить в тюрьму, а только запретили на время следствия покидать Каменец).

Кто знает, чем бы обернулась для графа вся эта история (дело дошло уже до святейшего Синода!), если бы в Каменец не нагрянул с визитом сам государь император Александр I! Император довольно благосклонно принял опального графа, долго с ним беседовал, а после встречи приказал прекратить против Мархоцкого все дела и отпустить его с миром. Видно и он впечатлился сей необыкновенной личностью! Кроме того, всё почти население графских владений: православные, католики и евреи вместе, составили и подали петицию об освобождении своего владетеля “которого местные власти преследуют только за то, что он был отцом, а не хозяином для своих подданых”.

Возвратившись домой, граф организовал (при участии местного духовенства!) триумфальные торжества в честь своего освобождения. Был заложен даже памятный знак с надписью о “победе Мудрости и Правды над злобой и дуростью”!:))

Как и положено настоящему удельному феодалу, у графа Редукса была давняя и ожесточенная распря из-за спорных земель с соседним владетелем – тоже графом – Стадницким. Длительные суды не привели к окончательному разрешению конфликта, который перешел в фазу взаимных нападений – как в переносном, так и в прямом смыслах. Сперва, Стадницкий, не будучи лишен поэтических способностей, писал на Редукса сатирические эпиграммы. Затем оба противника случайно встретились на постоялом дворе – произошла ожесточенная схватка, после которой Стадницкий вынужден был с позором ретироваться))). Именно после этого случая, жаждавший реванша Стадницкий и организовал тот налет на Бельмонт, о котором было написано в начале первой части сего повествования))). Вот какое средневековье царило в наших краях еще в начале XIX века!

Всем был хорош знаменитый граф Редукс, но с прискорбием вынужден признать. что под конец жизни и он совершил неприглядный поступок – но на это его подвинула нешуточная страсть). У графа в имении воспитывалась Бона – сирота из разорившегося дворянского рода. Говорят, сам граф, который к тому времени уже овдовел, имел на нее виды (он не старик еще был – 57 лет)… Но случилось так, что любимый сын графа, Кароль, безумно влюбился в девушку и тайком обвенчался с нею.

Граф был в ярости! То, что в молодости он и сам поступил подобным образом, в его глазах ничуть не оправдывало “предосудительный” поступок сына. Новоявленную невестку граф приказал свезти в монастырь, а сыну – немедля начать бракоразводный процесс. Кароль от отчаяния даже пытался покончить жизнь самоубийством… Вот такая была драма!

После кончины удивительного графа (в 1827 году), все “Миньковецкое государство” унаследовал его сын Кароль, который во многом пошел в отца. Он объявил своим подданым, что при нем останутся неизменными те порядки, которые установил отец. Однако с Каролем случилось несчастье: он был горячим польским патриотом, и после польского восстания 1830 года был сослан в Сибирь, а имение конфисковали в казну. С тех пор процветающее хозяйство Редукса постепенно пришло в упадок, а довершили разрушения уже в советские времена – так что от былого великолепия остались в тех местах лишь великолепная природа да немногочисленные “графские развалины”…

Взято отсюда

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

Dogma

Заканчивать на этом историю рановато!   

Кароль вернулся из ссылки в 1851 году и, выхлопотав 100 десятин земли из отцовского наследства, осел в родных местах.

А когда мне довелось побывать в черте бывших владений графа, оказалось что слава Миньковецкой республики  не угасла и по сей день. Сельский учитель истории порадовал меня, что живший во время революции потомок графа остался невредим потому, что его прятали крестьяне,  и смог эмигрировать. Ну что тут скажешь?  Предок своими добрыми делами спас потомка!

Уже под конец перестройки (либо непосредственно после развала СССР) кто-то из рода Мархоцких приезжал повидать родовое гнездо.  Не так давно в Отроках, где был один из замков графа, стали проводить фестиваль. Но, всё равно история эта (за исключением разве что польских ресурсов) не выходит за рамки провинциальных изданий.

А зря!

P.S. Дополнила статью автора иллюстрациями, подписи мои ) 

вернуться

LADY HAWK ФЛУД-РИМЕЙК

Dogma, 12 октября 2007

Вот что получается из нескольких кадров фильма и флудерского вдохновения)))

http://i38.photobucket.com/albums/e120/Dogmochka/protectedimage3.jpg

“…Подозрительное место…
Что за форум-фиг поймешь.
Я найду ли тут невесту,
Если даже Бусик-ёж

Да и тот отсюда скачет,
Все пожитки растеряв?
Только слышу-леди плачет
Что ж! Проникну в сей анклав

Вижу, я спугнул кого то,
Знать, подмогу позовёт…
Но забыл закрыть ворота
Юный отрок! Мне везёт!

http://i38.photobucket.com/albums/e120/Dogmochka/protectedimage2.jpg

Не надеясь на улыбку,
Достаю свой верный меч
Дипломат, признаться, гибкий –
Хренов из меня. Картечь

И подобные приемы
Будут действенней стократ.
Вам оконные проемы
Живо в замке сотворят!”

http://i38.photobucket.com/albums/e120/Dogmochka/protectedimage.jpg

“Эй!”, – сказали за спиною-
“Не шали с поместьем нашим!
Не ходи туда с войною!
Что оставил нам папаша,

То, увы не слишком веско,
Не годится в каталоги…
Соглашайся на невесту,
Только форум наш не трогай!”

http://i38.photobucket.com/albums/e120/Dogmochka/LH.jpg

“…Что ж. Старался не напрасно,
И к утру, шатаясь пьяно
Совершенно безопасно
Леди вызволил из бана…”

http://i38.photobucket.com/albums/e120/Dogmochka/LH2.jpg

вернуться