Вы, конечно, знаете, кто такой Мартин Лютер, тот, кто начал дело протестантской Реформации, приколотив свои девяносто пять тезисов на дверях церкви в Виттенберге. Но знаете ли вы, кто такая Кати, его жена, беглая монахиня? Она была остра на язык, да и покладистой ее никак нельзя было назвать. Сочетание, скажем прямо, не самое лучшее для семейной жизни. Так какая же была семейная жизнь Мартина и Кати? Очень необычная.
Вы получите удовольствие, читая о том, с какой прямотой Кати все высказывала мужу. Вспышки эмоций Мартина тоже были весьма живописны. Мартин и Кати выглядят такими живыми и современными… Порой кажется, что живут они где-то здесь, рядом, буквально по соседству. Сперва поражаешься: как этот брак вообще мог существовать? Но чем больше вы будете узнавать о них, тем понятнее будет, в чем заключается их секрет.
«В домашних делах я уступаю Кати. Во всем прочем меня ведет Святой Дух». Так в шутку говорил о своей жене Мартин Лютер. «На первом году брака приходится ко многому привыкать, — как-то заметил он. — Однажды просыпаешься и видишь на подушке две косы. А ведь их там раньше никогда не было». Для сорокаоднолетнего бывшего монаха и двадцатишестилетней бывшей монахини в браке была и масса других вещей, к которым приходилось привыкать.
Лютер говорил, что не обменял бы Кати ни на Францию, ни на Венецию. Но однажды, когда Кати начала с ним спорить при собравшихся на обед гостях, он вздохнул и заметил: «Если я когда-нибудь буду жениться снова, я вырублю себе жену из камня». Кати была для Мартина садовником, поваром, сиделкой, скотницей, бухгалтером и пивоваром. Но, конечно же, не камнем. Один биограф называет Кати «сообразительной саксонкой, которая за словом в карман не лезла». Интересная пара для Лютера — спорщика, который воспламенялся за считанные секунды. Ее нельзя было назвать красавицей, с «ее удлиненной головой, высоким лбом, длинным носом и мощным подбородком». Она привлекала людей своим умом и силой своего характера.
По словам одного историка, «она управляла как домашним хозяйством, так и своим мужем. Сей последний с таким положением вещей смирялся, поскольку не был способен заниматься даже элементарнейшими вещами, связанными с хозяйством. Она внесла в его жизнь порядок, и не всегда к его радости». Такую оценку Мартин, вероятно, перефразировал бы следующим образом: «Она управляла тем, что я ей вверил». В первые годы их брака в нем не было абсолютно никакой романтики. Мартин Лютер, вступая в брак, руководствовался скорее чувством долга, нежели любовью, а Кати просто вовремя воспользовалась его слабостью. Но, несомненно, впоследствии между ними возникло глубокое и горячее чувство. Удивительно, но их брак стал образцовым протестантским браком. За несколько лет до свадьбы вряд ли кто мог подумать, что Мартин женится, а Кати выйдет замуж. И даже если бы кто-то предположил, что он или она вступят в брак, можно ли было подумать, что такой брак будет счастливым?
Мартин родился 10 ноября 1485 года в семье шахтера в городе Айслебен, на краю Тюрингского лесного массива. Его воспитание, как домашнее, так и школьное, было очень строгим, что для того времени было характерно. О строгости своих родителей он впоследствии отзывался так: «Вообще-то, они хотели мне добра». В связи с дисциплинарными мерами, применявшимися к нему учителями, он говорил так: «Да кто когда любил школьных наставников?» Но, воспитывая своих детей, он заботился о том, чтобы под рукой всегда были сладости, а не только розга.
Всю свою жизнь Лютер боролся против неоправданной жестокости власти. Но в то же время он хотел быть и любимым. Иногда он бывал застенчив, а иногда наслаждался своей популярностью. Иногда земной и очень жестокий, Мартин умел быть нежным и преданным. От своего отца он унаследовал замечательное чувство юмора, а от матери — любовь к музыке. Часто он бывал мрачен и даже впадал в депрессию. Неутомимый труженик, он редко вспоминал о своем здоровье. Да, Мартин Лютер был непростым человеком.
Первый серьезный поворот в его жизни произошел, когда ему был двадцать один год. Он только что получил магистерскую степень в Эрфуртском университете и собирался стать юристом, как того хотел его отец. Мартин хотел угодить отцу, но существовала и высшая Власть, которой, как ему казалось, было почти невозможно покориться в совершенстве. Он ощущал, что Божий гнев вот-вот разразится над его головой. Можно ли стать настолько праведным, чтобы угодить святому Богу?— спрашивал он себя. Однажды ночью Мартин возвращался в юридическую школу из родительского дома. Разразилась страшная гроза. Молнии рубили небо. Молодой правовед молил Бога защитить его и дал обет, что пойдет в монастырь, если это будет Ему угодно. И через две недели Мартин ужаснул своих родителей, шокировал друзей, словом, — так и сделал. Обеты, которые он принес, — послушание, бедность, безбрачие, — конечно же, исключали женитьбу. Оставляя мир, он отдавался исключительно молитве. Но ответы, которые он получал на свой вопрос, никогда не удовлетворяли его.
Через несколько лет Мартина перевели в монастырь в Виттенберге, где он стал преподавать Писание во вновь открытом университете. Когда он начал читать лекции по Слову Божьему, — особенно по Посланиям к Римлянам и к Галатам, — он сделал новое открытие. Праведность достигается не трудами. Она даруется нам через веру. Даруется не благодаря тому, что мы делаем, а благодаря тому, что Христос уже сделал ради нас. Он называл это «новым чудесным определением праведности». Мартин Лютер постиг смысл изречения Павла: «Ибо мы признаем, что человек оправдывается верою». В 1517 году, когда ему было тридцать три года, Мартин Лютер приколотил свои девяносто пять тезисов на двери виттенбергского собора. Он хотел, чтобы они повлекли за собой академическую дискуссию. А они спровоцировали Великую Реформацию. Четыре года спустя его вызвали на собор в Вормсе, где собрались император Карл V, эрцгерцог Фердинанд, шесть курфюрстов, герцоги, архиепископы, папские нунции, послы — всего более двухсот представителей знати. И хотя Мартин Лютер прекрасно понимал, чем ему это грозило, он все же отказался отречься от того, что написал ранее. Для него авторитетом были не церковь и не папа, а сама Библия, Слово Божье: «На том стою, и не могу иначе. И да поможет мне Бог».
Несколькими днями позже Вормским эдиктом Лютер и его учение были преданы анафеме. Всех граждан просили оказать содействие в его аресте. Если бы кто-то пожелал того, то имел право убить Лютера на месте. Однако Лютер покинул Вормс до подписания эдикта. И по дороге в Виттенберг друзья перехватили его и спрятали в замке в Вартбурге. Там Мартин скрывался восемь месяцев, переводя Библию на немецкий язык. Тогда ему было тридцать семь лет, и он все еще считал, что не может нарушить данные за шестнадцать лет до того обеты. Позже он говорил: «Если бы на соборе в Вормсе кто-нибудь сказал мне: „Через несколько лет ты будешь жить с женой в собственном доме,” — я ни за что бы не поверил». До Вормса Лютер был народным героем. Им восхищались все, кто был недоволен своим положением в обществе. Когда он находился в Вартбурге, Реформация стала принимать такие формы, которые смутили самого Лютера. Монахи и священники начали отрекаться отданных ими обетов и вступать в брак. Лютеру пришлось пересмотреть многое в своем отношении к обету безбрачия. Первой реакцией Лютера были слова: «Святые небеса! Да они никогда не позволят мне жениться».
Вновь отправившись в Виттенберг, Лютер начал наводить порядок в бурном движении, которому сам же и дал первоначальный толчок. Ему приходилось трудно из-за того, что, с одной стороны, в Реформации было много религиозных фанатиков, а с другой — много политических экстремистов. В отсутствие Лютера они (по их собственным словам) руководствовались своими собственными видениями, а не Словом Божьим. Многие верные ученики виттенбергского реформатора были увлечены этим движением, которое готово было свернуть вовсе не туда, куда звал Лютер. Кроме того, на борьбу с феодалами поднимались и крестьяне. Они так же стремились увидеть в Лютере своего вождя. Но когда Лютеру стали ясны их мотивы, он перестал быть героем для всех этих людей. Многие даже назвали его предателем.
В Саксонии Лютер чувствовал себя в относительной безопасности, поскольку правитель Саксонии, Фридрих Мудрый, обещал реформатору поддержку и защиту. Но вне Саксонии Лютера поджидали опасности. В 1525 году, через восемь лет после обнародования своих девяноста пяти тезисов в Виттенберге и через четыре года после смелого выступления на соборе в Вормсе, Лютер оказался в ситуации, когда папа откровенно охотился за ним, крестьяне его ненавидели, а религиозные фанатики считали предателем. Когда ему исполнился сорок один год, у него были основания полагать, что прекрасная роза Реформации уже отцвела. И это был тот самый год, когда Лютер женился. Его невестой стала Катарина фон Бора. Катарину, которая была моложе Мартина на шестнадцать лет, отправили в монастырь в девятилетнем или десятилетнем возрасте. Ее отец женился вторично, а дерзкий характер и острый язык Кати вовсе не способствовали установлению добрых отношений между ней и ее мачехой. Ее попросту взяли и отослали в монастырь. Через шесть лет она приняла монашеские обеты
В начале 1520-х годов, непонятно каким образом, в монастырь, где была Кати, стали проникать трактаты Лютера. Затем начали поговаривать о том, что иные монахи и монахини покидают свои обители и становятся последователями этого человека, учившего, что спасение есть дар Бога, а не результат исполнения религиозных обрядов. И вот Кати и одиннадцать других монахинь тайно отправили Лютеру в Виттенберг письмо, в котором писали, что хотят оставить монашество. Они просили его о помощи. Осуществить их желание было очень трудно, поскольку монастырь находился на территории, подвластной герцогу Георгу, заклятому врагу Лютера. Георг однажды уже жестоко покарал человека, который помог нескольким монахиням бежать из монастыря. Но Лютер разработал простой и надежный план. В городе Торгау, располагавшемся неподалеку, жил уважаемый гражданин, член городского совета, бывший сборщик податей по имени Леонард Копп. У него был заключен контракт на поставку копченой сельди в монастырь Нимбшен, в котором и находились двенадцать несчастных монахинь. Сельдь поставлялась в бочках. Каким образом Коппу удалось все осуществить, в точности неизвестно. Однако когда он въезжал в монастырь, он вез в своей крытой брезентом повозке двенадцать бочек с сельдью, а когда выезжал оттуда, то, вроде бы, вывозил обратно под тем же брезентом двенадцать пустых бочек. Но бочки пустыми не были.
Через два дня девять монахинь (три других отправились к родителям) стояли у порога Мартина Лютера, и теперь ему предстояло каким-то образом устроить их работать или же выдать замуж. Найти им работу было сложно. Монахини не разбирались в домашнем хозяйстве. Один историк писал: «Все, что они умели — это молиться и петь». Найти им мужей было не легче. В Германии девушки выходили замуж в пятнадцать-шестнадцать лет, а большинство из этих девяти монахинь были значительно старше. Тем не менее, Мартин Лютер чувствовал, что просто обязан помочь им. «Мне так жаль эту отчаявшуюся маленькую стайку», — писал он другу.
Кто-то выразил такое мнение, что Лютер мог бы частично решить эту проблему, сам женившись на одной из этих монахинь. Мартин ответил, что об этом не может быть и речи. И не потому, что он был бесполым существом из камня или выступал против брака. Просто за это его могли бы вскоре убить как еретика. Хотя к этому времени он уже не считал себя связанным обетом безбрачия. Постепенно Лютеру удалось найти мужей нескольким монахиням, но одна из них была главной его проблемой. Это была Кати фон Бора, нашедшая временную поденную работу в доме Лукаса Кранаха, соседа Лютера. У Кранаха было большое хозяйство, и он нуждался во множестве помощников.
Не то чтобы никто не проявлял интереса к этой женщине. Ее живой характер привлек внимание молодого человека из знатной нюрембергской семьи, и они полюбили друг друга. Но когда юноша сообщил родителям о том, что собирается жениться на беглой монахине, они наотрез отказались благословить этот брак. Кати очень тяжело переживала происшедшее. Ее сердце было разбито. Но сваха Лютер не оставлял попыток устроить ее жизнь. Твердо решив найти Кати мужа, он вскоре подобрал другую подходящую кандидатуру. Но, к сожалению, этот человек совершенно не понравился Кати, хотя Лютер и полагал, что в ее положении вряд ли стоило быть уж очень привередливой.
Кати написала Лютеру, что она вовсе не против замужества, но за предложенного им человека ни за что не пойдет. Чтобы подчеркнуть, насколько она стремится вступить в брак, Кати даже решила назвать пару кандидатов себе в мужья, хотя всем, кто был знаком с обстоятельствами этого дела, было совершенно очевидно, что она все еще любила того юношу из Нюремберга. В качестве возможного своего будущего супруга она назвала Амсдорфа, бывшего, как и Лютер, профессором в Виттенберге. Вторым же кандидатом Кати назвала самого Мартина. И Амсдорфу, и Лютеру было тогда за сорок.
Это письмо Кати попало к Лютеру в очень благоприятный момент. По Европе уже ходили слухи, что в его доме живут девять монахинь. Враги Лютера — а имя им было «легион» — уже потирали руки, думая, что Мартин погряз в мерзости. Шуточки по поводу гарема Лютера стали обычным делом. На самом же деле на его попечении оставалась одна только Кати, но разговоры на эту тему становились все многочисленнее и несноснее. Монахиня была одна, а слухов — вдевятеро больше. В апреле 1525 года, вскоре после получения письма, Мартин поехал навестить своих пожилых родителей. Его отец, который всегда был против того, чтобы Мартин стал монахом, был рад тому, что сын ушел из монастыря. Теперь, чтобы окончательно порвать с прошлым, тому оставалось сделать только одно — жениться, вырастить детей и оставить им свое имя.
В течение многих лет Лютер говорил, что брак — это божественное установление. Считать, что безбрачие более возвышенно, — значит противоречить Библии, утверждал он. И вот настало время ему самому осуществить на практике то, о чем он говорил. Для монаха, которому исполнился сорок один год, это был непростой шаг. Он не советовался ни с кем, кроме своих родителей. Даже его близкие друзья ничего не знали о его внутренней борьбе. Это было время, когда многие друзья оставили его. Общенациональная известность Лютера поблекла, его духовное влияние слабело. Он понимал, что настало время начинать все сначала. Может быть, когда тебе сорок один, начать с нуля еще не поздно.
Что могло быть лучше брака? Мартин полагал, что свадьба «доставила бы удовольствие отцу, взбесила бы папу, заставила бы ангелов смеяться, а чертей рыдать и скрепила бы печатью его свидетельство». Он также надеялся и на то, что это заставит сплетников умолкнуть. А ведь Кати фактически сделала ему предложение! Чем-то вроде ответа на него стал разговор с нею Лютера, когда он сказал, что его могут сжечь как еретика и что если она выйдет за него замуж, то же самое может ожидать и ее. Но Кати не страшилась гибели. Ухаживания романтическими назвать было никак нельзя. «Я не влюблен до безумия, но я нежен с нею», — говорил Лютер. 10 июня 1525 года Лютер писал: «Дары Божьи нужно брать не раздумывая». Приняв решение, он даром времени не терял. Свадьба состоялась 13 июня. Свидетелями были Лукас Кранах и его жена. Поспешность, с которой все происходило, породила еще больше слухов, и даже такие близкие друзья, как Филипп Меланхтон, заподозрили, что дело было нечисто. Но сам Лютер говорил: «Если бы я не женился быстро и втайне, открывшись лишь немногим, все бы приложили усилия к тому, чтобы сбить меня с толку; ибо все мои друзья говорили бы: „Да не на этой женись, вон на той”. Многие из них полагали, что Лютеру следовало вступить в брак с более утонченной женщиной, чем Кати. Лютер и сам, пожалуй, подумывал, не ущипнуть ли себя, чтобы убедиться в том, что все это не сон. «Я сам едва в это верю, — шутил он, — но свидетели утверждают, что это случилось».
А когда он приглашал на свадьбу Леонарда Коппа, торговца сельдью, то написал ему: «Богу нравится творить чудеса и дурачить этот мир. Вам нужно приехать на эту свадьбу».
Для обоих супругов первый год их совместной жизни был полон испытаний. Мартин писал: «Пока я не женился, никто не прибирал мою постель целый год. От моего пота солома в матрасе начала гнить. За день я так выматывался, что падал на кровать, ни о чем не думая». И вот этому пришел конец. Кати даже дала ему подушку. Если кто-то прожил в одиночестве так долго, как Мартин, то ему, конечно же, очень трудно принимать в расчет чужое мнение. Но Кати со своим характером решительно вмешалась в процесс принятия решений. К примеру, он как-то собрался на свадьбу к другу. Когда Кати узнала, где состоится свадьба, то устроила скандал. В той местности орудовали шайки мародерствующих крестьян, и они жаждали крови Лютера за кое-какие из его писаний. Кати считала, что ехать туда — безумие. И Лютер смирился. Не поехал.
Но величайшим испытанием для Мартина стало решение финансовых вопросов. Он никогда не умел обращаться с деньгами. Однажды он сказал: «Бог разделил человеческую ладонь на пальцы для того, чтобы между ними могли проваливаться монеты». Он говорил, что «с неохотой брал то, в чем не было острой необходимости, и мог отдать все что угодно, если это не было ему остро необходимо». Когда Кати взялась за финансы, расходы стали жестко контролироваться. Как пишет один из биографов, бережливость фрау Лютер позволила их семье «накопить значительное состояние, вопреки беспримерной щедрости и гостеприимству ее мужа». Иногда она просто прятала деньги, чтобы Мартин не раздал их. Мартин любил приглашать в дом студентов, но Кати настояла на том, чтобы те платили за стол и за жилье, если собирались остаться надолго.
Многое говорит о том, что в первые годы брака Лютер очень беспокоился о благосостоянии семьи. Он даже установил дома токарный станок, надеясь зарабатывать на жизнь ремеслом, если ему откажут в государственном содержании. Никаких свидетельств того, что Мартин хотя бы раз в жизни поработал за тем станком, нет. Как бы там ни было, его философией было: «Господь обеспечит нас всем необходимым». Лучшее из того, что Лютер сделал, было сделано не за станком, а за письменным столом. Ему приходилось привыкать работать на людях. В монастыре он привык к уединению, но Кати это очень не нравилось. Рассказывают, будто он как-то заперся на три дня в своем кабинете, пока Кати, наконец, не выломала дверь. Мартин невинными глазами посмотрел на жену, стоящую в осиротевшем дверном проеме, и сказал: «Зачем ты это сделала? Я ведь ничем плохим не занимался». Даже после того, как у них родились дети, — а их было у Мартина и Кати шестеро, — Лютер, уже привыкший, казалось бы, работать среди шума, часто пытался замкнуться хотя бы в своих мыслях. А Кати именно в это время начинала испытывать жажду общения. Биограф Роланд Бэйнтон пишет: «Ритм чередования работы и отдыха не совпадал у Лютера и его жены. Проведя день с детьми, прислугой и домашними животными, она хотела поговорить с кем-то о своих проблемах всерьез. А он, после четырех проповедей, лекций и разговоров со студентами, мечтал упасть в кресло и углубиться в чтение». Но Кати как раз хотела подробно расспросить его о прусском короле, о предопределении или о том, почему Давид в псалмах так похваляется своей праведностью, которой у него и в помине не было.
Лютер говорил: «Вся моя жизнь — терпение», — хотя и признавал, что терпение не было главной его добродетелью. «Мне надо быть терпеливым с папой; мне надо быть терпеливым с еретиками; мне надо быть терпеливым с моей семьей; мне даже надо быть терпеливым с Кати». Но Кати приходилось проявлять гораздо большее терпение по отношению к своему гениальному мужу. У него был очень неустойчивый темперамент. Плохое здоровье часто наводило на него меланхолию. «Думаю, что мои болезни — это не что-то естественное. Это результат колдовства», — сказал он однажды. В другой раз он сказал: «Я так болен, а никто мне не верит». У него был целый букет недомоганий, состоящий из подагры, бессонницы, катара, геморроя, запора, камней в почках, головокружения и звона в ушах. Кати терпеливо лечила его диетой, травами, припарками и массажем. Но однажды, когда она дала ему какое-то лекарство, он изрек: «Лучший рецепт для меня записан в третьей главе Евангелия от Иоанна: „Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего единородного, чтобы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную”.
Кати была для Мартина гораздо большим, чем просто «швец, жнец и на дуде игрец». Она исключительно хорошо справлялась с вечно растущим домашним хозяйством Лютера. Августинский монастырь, в котором Лютер жил, когда был монахом, был передан властями Мартину и Кати в совместное владение.
На первом этаже здания было сорок комнат. На втором располагались кельи, переоборудованные в спальни. И временами каждая из этих комнат была кем-нибудь занята. Кроме шестерых детей Лютера там жило еще полдюжины его племянников и племянниц, которых он забрал к себе по доброте душевной. Потом у одного из друзей от чумы умерла жена, и Лютер привез к себе четверых его детей. Чтобы как-то справляться с растущим хозяйством, Кати пригласила помогать ей кое-кого из своих родственников, в том числе тетю Магдалену, которая стала «нянюшкой» для детей Лютера. Все называли ее «мама Лена». Кроме детей там было еще множество преподавателей и студентов и, конечно же, из-за возросшей славы Лютера, гостей, неожиданно наезжавших из Англии, Венгрии и вообще отовсюду. Один князь хотел остановиться в монастыре на несколько дней, но передумал. Он получил письмо, в котором ему описали, что это за место: «Странная смесь молодежи, студентов, молодых вдов, старух и детей постоянно шумит в доме доктора. Там очень неспокойно». А общительный Лютер расцветал в этой суматохе все больше и больше. Студенты, слушавшие лекции Лютера в дневное время, за ужином, в неформальной обстановке, засыпали его вопросами. Так возникли знаменитые «Застольные беседы». Кати сидела на другом конце стола в окружении детей, а студенты делали записи, внимая учителю. Вне всякого сомнения, она очень ревновала мужа к его студентам, которые за ужином имели возможность быть гораздо ближе к доктору Лютеру, чем она сама. Но она понимала, что муж нуждается в их внимании. Когда она узнала, что студенты собираются опубликовать сделанные ими записи, Кати хотела сделать право на такие записи платным. Мартин был против этого. Позже в различных версиях «Застольных бесед» эти студенты опубликовали шесть тысяч пятьсот девяносто шесть изречений Лютера. Если бы Кати добилась своего, то она получила бы по гульдену за каждое.
Иногда во время таких неформальных бесед речь Лютера становилась довольно резкой и даже грубой. Тогда Кати обрывала его: «Ну-ну, перестань. Это уже слишком». И такое случалось довольно часто, поскольку изысканностью речи Лютер не славился. Еще чаще весь ужин занимали разговоры, а не еда. И когда Кати, никогда на колкостях не экономившая, говорила мужу: «Почему бы вам, доктор, не умолкнуть и не начать есть?» — он отвечал примерно так: «Женщинам каждый раз, прежде чем открыть рот, нужно мысленно повторить „Отче наш”». На людях Кати называла его «доктор». А Мартин называл ее как угодно. Иногда, намекая на Еву, он называл ее своим ребром. Чаще, намекая на то, как прекрасно она управлялась с огромным хозяйством, он называл ее «господин мой». Иногда он называл ее «моя цепь», то есть по-немецки Kethe.
Днем дети часто играли в кабинете Лютера. Однажды он сказал о своем сыне Гансе: «Когда я работаю, он поет мне песни, и если он делает это слишком громко, я браню его. Но он все равно не перестает». Кати оказалась не только прекрасной матерью и домохозяйкой. Она блестяще управляла фермами, садами и скотом, которые Лютеры со временем приобрели благодаря ее бережливости и расчетливости. Также она занималась и небольшой семейной пивоварней, и Лютер часто хвалил жену за ее замечательное пиво. Кати перестроила монастырь, сделала ванную и три больших погреба. Она ставила перед собой задачу добиться того, чтобы их огромное хозяйство содержало себя само, и поэтому выращивала бобы, горох, репу, дыни и салат на огороде и еще восемь разных видов фруктов в саду. (Как-то Лютер великодушно согласился поухаживать за садом в течение года.) Некоторое время поколебавшись, Мартин дал согласие на покупку еще одного сада. Решающим доводом стало то, что через этот сад протекал ручей. Теперь Кати ловила там рыбу на ужин. В хозяйстве также было восемь свиней, пять коров, девять телят. Кроме того — куры, голуби, гуси и пес по имени Тольпель, с которым Лютер надеялся встретиться на небесах. И все это было на Кати. Она даже освоила ветеринарию.
В письме к другу Мартин как-то писал: «Мой господин Кати шлет тебе привет. Она засевает наши поля, пасет наши стада, занимается торговлей и так далее. В перерывах начала читать Библию. Я пообещал дать ей пятьдесят гульденов, если успеет дочитать до Пасхи. Она старается, и уже добралась до конца Пятикнижия Моисеева». Странно было бы, если б она нашла время прочесть «Послание Иуды», не говоря уж обо всей Библии. Но Мартин все подгонял ее, пока она, наконец, не сказала ему: «Бог свидетель, я всегда жила в соответствии с нею!» Прожив с Кати двадцать лет, Мартин еще больше стал ценить брак. Брак — это школа характеров, и оба они в ней многому научились. Они учились как друг у друга, так и у своих детей. Однажды Лютер сказал, что отец учится жизни даже когда вывешивает пеленки на глазах смеющихся соседей. «Пусть они смеются, — заключает он. — Бог и ангелы улыбаются на небесах». Он считал, что чудо в Кане, описанное во второй главе Евангелия от Иоанна, — это притча о браке. Он говорил: «Первая любовь опьяняет. А когда проходит похмелье, приходит истинная любовь в браке». Лучшее вино подается позже. Временами может казаться, что вино вытекает. «Я не стремлюсь избегать неприятностей в браке. Иногда я их даже провоцирую. Но все всегда оканчивается к лучшему, и это знают только те, кто попробовал это вино». Так как и Мартин, и Кати — оба были остры на язык, ссоры случались в их доме нередко. «Но подумайте, — говорил Мартин, — сколько раз ссорились Адам и Ева за свои девятьсот лет жизни. Она ему: „Ты съел яблоко”. А он в ответ: „Да ты же сама мне его дала!”» Несмотря на перебранки, их брак был счастливым. «Иметь в браке мир и любовь — это дар, сравнимый с постижением Евангелия», — сказал однажды Мартин. И никто не станет отрицать, что Лютеры обладали этим даром.
До брака Лютер часто отзывался о женитьбе как о требовании плоти. А после того как женился, подчеркивал его духовную сторону. Он обличал тех мужчин, которые женились только из плотских побуждений, оскорбляли жен и понятия не имели о том, что такое любовь. Он говорил, что брак — это не шутка, он требует трудов и молитв. «Жениться легко. Но вот относиться к жене с любовью гораздо труднее… поскольку единения плоти здесь недостаточно. В браке необходимо единство вкусов и характеров. И это единство не достигается за одну ночь». Он говорил также: «Многие браки заключаются из похоти. Но похоть чувствуют даже вши и блохи. Любовь начинается тогда, когда мы начинаем служить другому. Конечно же, христианин должен любить свою жену. Он должен любить и ближнего, а ведь ближе жены никого нет, и ее он должен любить больше всего. Но жена должна быть и самым близким другом».
Лютер очень часто говорил о своей жене. И очевидно, что их действительно объединяла верная дружба. Когда он говорил о Послании к Галатам, то называл его «моя Катарина фон Бора». А ведь читая это послание, он пережил духовное возрождение. Это была его самая любимая книга в Библии. Однажды, когда он говорил о том, как важно все доверять Христу, даже в ежедневных своих заботах, то признался: «Я так доверяю Кати, что жду от нее большего, чем от Христа». Возможно, это свидетельствует скорее о его отношении к жене, чем о недостатке преданности Иисусу Христу. «Ничего нет прекраснее согласия в браке и ничего печальнее раздоров», — говорил Лютер. И несомненно, что в его браке было как первое, так и второе. «Печальнее только потеря ребенка. Я знаю, какая это боль».
Лютеры потеряли своего второго ребенка, девочку, когда той не исполнилось еще и года. Также и третьего, дочь Магдалену, которой было тринадцать. «Как странно, — сказал Лютер после ее смерти, — она теперь счастлива, а я так печален». Но дети приносили им много радости. Он говорил о детях: «Бог послал мне в них больше даров, чем любому епископу за тысячу лет». А дети у Лютера были нормальными, суматошными, энергичными ребятишками. Одному из них он как-то выдал такую тираду: «Дитя! Что ты сделало такого, что я тебя так люблю? Напачкало во всех углах и орешь по всему дому?» В 1531 году, видя, как Кати ласкает их младшего сына, Мартина, он сказал: «Как бы я хотел, чтобы Бог говорил со мной еще нежнее, чем Кати с малышом Мартином».
Их дочь Магдалена умерла, когда Мартину было пятьдесят девять. Для Лютера это был очень тяжелый удар. В то время у него было множество и других тяжких испытаний. Его здоровье ухудшалось, и он оказался втянутым в многочисленные церковные споры. Вне дома он становился все более сварливым и раздражительным. Один из его друзей сказал, что он может разрушить все, что создал за предыдущие десятилетия. Но дом был его убежищем. И нет никаких свидетельств того, что внешние проблемы отражались на семейной жизни Лютеров. На смертном одре Лютер сказал: «Если это воля Божья, прими ее». Кати ответила: «Мой дорогой доктор, если на то воля Божья, то я больше буду радоваться, если ты будешь с Господом, а не здесь, с нами. Не беспокойся о нас. Господь о нас позаботится». В1546 году, в возрасте шестидесяти двух лет, Мартин умер. Кати умерла четырьмя годами позже. Ее последними словами были: «Я проникну ко Христу, словно иголка, которую втыкают в пальто». Мартин Лютер, конечно, был главной фигурой протестантской Реформации. А вот Мартин и Кати вместе — разрушили господствовавшие тогда представления о браке. Мартин любил повторять: «Пусть жена сделает так, чтобы муж радовался, приходя домой. А муж пусть сделает так, чтобы она грустила, видя как он уходит». Успех любого брака зависит от двоих людей, которые не боятся изменяться со временем. Такими были Мартин и Кати.
На этом оригинал рассказа заканчивается; но мы решили добавить к нему видео, имеющее самое прямое отношение к героям данной истории (прим. Командиров Харчевни)
“Ein Feste Burg ist Unser Gott” – гимн, сочиненный Мартином Лютером в 1527 году, традиционно имеющий второе название “Гимн Реформации”.
Библиография составлена из:
Bainton, Roland. Here I Stand. Nashville: Abingdon, 1950.
D’Aubigne, J. H. Merle. The Life and Times of Martin Luther. Chicago: Moody, 1950.
Friedenthal, Richard. Luther: His Life and Times. New York: Harcourt, Brace, Jovanovich, 1967.
Luther, Martin. Table Talk. New Canaan, Conn.: Keats, 1979.
Schwiebert, E. G. Luther and His Times. St. Louis: Concordia, 1950.