В Украине из-за бурной политической жизни и войны с Россией люди мало интересуются тем, что происходит за рубежом. Однако на пути к евроинтеграции полезно было бы глубже знать о процессах, происходящих на Западе, и об их источниках.
Начнем с того, что после распада СССР и фактического перехода Китая на капиталистические рельсы история марксизма и его вариаций в мире не закончилась. Наоборот, в Европе и в англосаксонском мире социалистические партии имеют довольно сильные позиции, иногда и формируют правительства.
К примеру, социалисты — у власти во Франции, Италии, входят в провластную коалицию в Германии. В Великобритании лейбористы были у власти на протяжении 13 лет подряд — с 1997-го по 2010 г. По состоянию на 2013 г. в Европе вообще было 15 левых правительств, хотя к 2016-му их стало поменьше. Президентами Еврокомиссии с 1999-го по 2014 г. являлись представители левого лагеря: итальянец Романо Проди и португалец Жозе Мануэль Баррозу. Последний еще со студенческих лет был одним из лидеров Португальской рабочей коммунистической партии, официальной идеологией которой был маоизм. В Европарламенте социалисты имеют вторую по численности фракцию, а до недавних пор имели большинство. Если говорить о США, то Демократическая партия там за последние десятилетия взяла серьезный крен влево.
Возрождение левой идеологии обсуждается и в западной печати. В частности, в статье для World Affairs “Новый коммунизм: возрождение утопической ошибки” (2012) Алан Джонсон отмечает это как угрозу, особенно для идеалистической молодежи. В статье для The Guardian “Почему марксизм снова на подъеме” (2012) социалист Стюарт Джеффрис пишет, что для молодежи марксизм уже не ассоциируется со сталинскими лагерями, и от себя добавляет: “Конечно, нет прямой линии от Коммунистического манифеста до ГУЛАГа”.
Безусловно, западные левые учли опыт Советского Союза и не начинают сразу отменять частную собственность и устанавливать диктатуру пролетариата. На вооружение они взяли “культурный марксизм”, разработанный Франкфуртской школой, и устанавливают “культурную гегемонию” по Антонио Грамши. Но чтобы понять логику этих процессов, нужно напомнить, что же такое собственно марксизм, и сделать небольшой экскурс в историю.
Ключевые цели марксизма изложены в “Манифесте коммунистической партии” (1848) Карла Маркса и Фридриха Энгельса, которые неплохо было бы освежить в памяти наших сограждан.
1. Уничтожение частной собственности. Это то, что наиболее известно, но на самом деле не является единственной целью марксизма.
2. Уничтожение семьи. “Уничтожение семьи! Даже наиболее крайние радикалы возмущаются этим мерзким намерением коммунистов… Вы, коммунисты, хотите ввести общность жен! — кричит нам хором вся буржуазия. Нет ничего смешнее высокоморального ужаса наших буржуа по поводу мнимой официальной общности жен у коммунистов. Коммунистам нет надобности вводить общность жен, она существовала почти всегда.”.
3. Уничтожение понятий “отечество” и “нация”. “Коммунистов упрекают, будто они хотят отменить отечество, национальность. Рабочие не имеют отечество. У них нельзя отнять то, чего у них нет”.
4. Уничтожение религии. “Нам скажут… “коммунизм же отменяет вечные истины, он отменяет религию, нравственность, вместо того чтобы обновить их… Коммунистическая революция есть самый решительный разрыв с унаследованными от прошлого отношениями собственности; неудивительно, что в ходе своего развития она самым решительным образом порывает с идеями, унаследованными от прошлого”.
Как видим, марксизм не ограничивается исключительно экономикой, а является комплексной идеологией, претендующей на всеобъемлемость и “всестороннюю революцию” общественного отношения. Конечной целью марксизма можно считать создание “нового человека” и новой социальной “общности” — утопического общества, где люди были бы абсолютно равны и свободны от всего: от эксплуатации, моральных норм, семейных уз, обязанностей перед государством и т.п. Действительно ли такая свобода и равенство будут благом для человечества? Вопрос риторический.
При общих целях марксисты расходились в инструментах: одних мы знаем как умеренных, других — как радикальных. Последние возобладали в России. В Европе же больше склонялись к постепенным преобразованиям и “ползучей революции”.
Один из ключевых идеологов марксизма ХХ в., итальянец Антонио Грамши, посетил СССР в 1922–1924 гг., встречался с Владимиром Лениным и видел сопротивление, которое политика большевиков вызывала в еще патриархальных народных массах.
Разочаровавшись в советском проекте, Грамши разработал собственную теорию “революционного перехода” — теорию культурной гегемонии. Она заключается в том, чтобы сначала подготовить социальную почву, изменить мировоззрение широких масс, сделать идеологию марксизма, дословно, “народной религией”, а уж потом устанавливать свой коммунистический рай.
Советский ученый Сергей Кара-Мурза так описывает эту теорию: “По Грамши, и установление, и подрыв гегемонии — “молекулярный” процесс. Он протекает не как столкновение классовых сил, а как невидимое, малыми порциями, изменение мыслей и настроений в сознании каждого человека. Гегемония опирается на “культурное ядро” общества, включающее в себя совокупность представлений о мире и человеке, о добре и зле, прекрасном и отвратительном, о множестве символов и образов, традициях и предрассудках, знаниях и опыте многих веков. Пока это ядро стабильно, в обществе существует “стойкая коллективная воля”, направленная на сохранение существующего порядка. Подрыв этого “культурного ядра” и разрушение этой коллективной воли — условие революции. Создание этого условия — “молекулярная” агрессия в культурное ядро. Это не прорицание некоей истины, которая сделала бы переворот в сознании, некое озарение. Это “огромное количество книг, брошюр, журнальных и газетных статей, разговоров и споров, без конца повторяющихся”.
Главным действующим лицом в установлении и подрыве культурной гегемонии Грамши считает интеллигенцию, или, на современном сленге, лидеров мыслей, которые должны артикулировать “правильные” месседжи. Их исполнителем становится уже не только пролетариат, но и разного рода “угнетенные группы”: “Имеются в виду не только угнетенные экономически, но также женщины, этнические меньшинства и множество преступников”, — пишет он в “Тюремных заметках”.
Свою работу Грамши завершает так: “Культурный план будет носить главным образом негативный характер, сведется к критике прошлого и к тому, чтобы подвергнуть забвению старое и разрушить его, а план положительного строительства будет намечен еще в очень “общих чертах”, которые в любой момент можно (и нужно) будет менять, чтобы план отвечал вновь создаваемой экономической структуре”.
Теория Грамши была воспринята марксистами на Западе и нашла продолжение и развитие в так называемой Франкфуртской школе, среди идеологов которой были венгерский революционер Дьёрдь Лукач, немецкий философ Макс Хоркхаймер, позднее приобщились психолог Эрих Фромм, сексолог Вильгельм Райх, социологи Теодор Адорно и Герберт Маркузе. В 1933 г., после захвата власти нацистами, основоположники школы вынуждены были переехать из Германии в США, где и развили свою деятельность.
Основным научным направлением Франкфуртской школы стала так называемая критическая теория, с помощью которой, с позиции марксизма и психоанализа Фрейда, по установкам Грамши, было подвергнуто методической критике буквально все “старое”, что есть на Западе и что составляло ядро западной культуры.
Ключевыми объектами критики стали, например, следующие понятия.
Институт семьи, и не просто семьи, а традиционной христианской семьи, главой которой является отец. Теодор Адорно в своем труде “Авторитарная личность” приходит к выводу, что воспитание в такой семье приводит к фашизму, антисемитизму, ксенофобии и стало одним из факторов Холокоста. Взамен предлагается сломать распределение гендерных ролей в семье через матриархальную и андрогинную теории (последняя стирает различия в полах и утверждает “взаимозаменяемость”).
Христианство. Кроме упомянутой выше книги Адорно, назовем и работу Эриха Фромма “Догма о Христе”. В ней он разбирает христианство “на молекулы” с позиции психоанализа Фрейда. У Фромма получается, что христианство — это не более чем “старый миф о мятежном сыне, выражение враждебного отношения к отцу”. Хотя это и звучит менее агрессивно, чем попытка Адорно привязать христианство к фашизму.
Сексуальная мораль. Именно представитель Франкфуртской школы Вильгельм Райх своей книгой “Сексуальная революция” ввел термин, поставленный в ее заголовок, и был активным апологетом освобождения от сексуальной морали. Напомним, что на рассвете СССР большевики также отстаивали “свободную любовь”, активным приверженцем которого была революционерка и советский дипломат Александра Коллонтай. Закончилось все распространением венерических заболеваний и быстрым закрытием эксперимента.
Дальше всех пошел Герберт Маркузе, который со своими работами “Эрос и цивилизация” и “Одномерный человек” одновременно утверждал “принцип удовольствия” и “большой отказ” от господствующих ценностей западной цивилизации во всех ее разновидностях. Все это в комплексе имело огромное влияние на популяризацию марксизма среди мятежной западной молодежи 1960-х. Сам Маркузе становится для них культовой фигурой. Во время парижского восстания 1968 г. студенты несли транспаранты с надписью: “Маркс, Мао и Маркузе”.
В работе “Одномерный человек” он развивает тезис Грамши об “угнетенных группах” как двигателе революционных изменений — уже вместо пролетариата: “Однако под консервативно настроенной основной массой народа скрыта прослойка обездоленных и аутсайдеров, эксплуатируемых и преследуемых представителей других рас и цветных, безработных и нетрудоспособных”.
Именно в разного рода “угнетенных группах” марксисты с тех пор усматривают главный двигатель революционной борьбы против системы. Этими группами становятся феминистки, представители национальных, сексуальных, религиозных и других меньшинств.
А теперь вернемся в 2016 г. и посмотрим на позиции, которые отстаивают левые партии на Западе сегодня.
1. Мультикультурализм. Именно социалистические партии являются главными адептами идеи снижения барьеров для мигрантов и беженцев из стран третьего мира. Такая политика очень прагматически связана с тем, что сами левые выступают за широкую помощь “нуждающимся” из бюджета, и этими нуждающимися оказываются преимущественно именно мигранты. Приглашая мигрантов, левые создают себе электоральную базу, гарантирующую им голоса на выборах.
Мультикультурализм выполняет и стратегическую цель, указанную в Коммунистическом манифесте: разрушение понятий “нация” и “родина”. Приглашая мигрантов и настраивая этнические меньшинства против собственного государства, общество из единого монолита превращается в разнородный микс, и его части уже не имеют чувства обязанности и любви к государству, в котором живут.
2. Толерантность и политкорректность. Впервые использовать “толерантность” как инструмент борьбы предложил именно Герберт Маркузе в работе “Репрессивная толерантность”. Он пишет: “Таким образом толерантность, которая освобождает, должна означать нетерпимость к правым движениям и толерантность к движениям левым. Что же касается объема этой толерантности и нетолерантности, то она должна касаться как действий, так и дискуссии, и пропаганды, как дела, так и слова”.
Советский диссидент Владимир Буковский, которого СССР в свое время обменял на Луиса Корвалана и который сейчас проживает в Великобритании, считает, что политкорректность хуже, чем ленинизм: “Появились законы о hate speech — языке ненависти, что-то вроде статьи 70 советского Уголовного кодекса, по которой меня судили. “Языком ненависти” объявили любое упоминание о расовых различиях или сексуальных склонностях. Вы не имеете права признавать очевидные факты. Если вы их упоминаете публично — это преступление”.
3. Права ЛГБТ. Этот пункт также содержится в обязательном порядке в программах западных социалистов. Он направлен, прежде всего, на окончательное разрушение семьи, что, напомним, является одной из ключевых целей Коммунистического манифеста.
Когда легализируются однополые браки, разрывается связь между получением удовольствия и рождением ребенка. Эти процессы становятся уже фактически не связанными. Таким образом, следующим логичным шагом является вопрос: а почему партнеров в браке должно быть, собственно, двое?
The Washington Times цитирует известную российскую ЛГБТ-активистку Машу Гессен: “Борьба за однополые браки, как правило, включает в себя неправду о том, что мы будем делать с браком, когда достигнем цели. Это же элементарно: институт брака не должен существовать!” При этом она отмечает, что сама имеет троих детей с пятью родителями. “Я не понимаю, почему нельзя иметь пятерых родителей юридически”, — говорит она.
Воспитание же детей в однополых семьях является, в сущности, большим социальным экспериментом, еще не имевшим места в истории человечества. И такие эксперименты над детьми с непрогнозируемыми последствиями абсолютно аморальны, хотя и очень типичны для марксистов.
4. Радикальный феминизм. Еще один пункт левой повестки дня. Цитированный выше Владимир Буковский, работавший нейрофизиологом в США, вспоминает: “Я впервые с этим столкнулся в 1983-м или 1984 г. Я шел в свою лабораторию, а навстречу по ступенькам спускались две девушки. Я придержал для них дверь. Они посмотрели на меня с презрением и сказали: “Мужская шовинистическая свинья”. Я ничего не понял и очень удивился. Рассказал коллегам, они начали смеяться: “Так это из университета Беркли. Оттуда идут все леворадикальные движения. Это какая-то новая мода — феминистки, они говорят, что, когда мы, мужчины, ведем себя с женщиной как с женщиной, мы ее этим унижаем”.
5. Раннее сексуальное воспитание детей. Этот пункт также типичен для марксистов. Основатель Франкфуртской школы венгерский революционер Дьёрдь Лукач, который в 1919 г. был и.о. наркома просвещения Венгерской Советской Республики, ввел курс радикального сексуального образования для венгерских школьников. Его коллега Вильгельм Райх в книге “Сексуальная революция” также активно выступает за “права” детей и подростков в сексуальной сфере: “В 1928 г., когда я основал в Вене “Социалистическое общество сексуальных исследований и консультирования по сексуальным вопросам”, отвергалось само существование прав детей и подростков в сексуальной сфере. Политики выгоняли нас из своих организаций, поскольку мы защищали права детей и подростков на естественную любовь”.
Сегодня сексуальное образование детей предусматривает, в частности, преподавание гомосексуализма как нормы, и даже навязывание идеи “гендерной идентичности”, то есть что ребенок может изменить свой пол, когда “чувствует”, что является не девочкой, а мальчиком, и наоборот. Понятно, в раннем возрасте дети очень восприимчивы, поэтому рост количества операций по изменению пола не в последнюю очередь вызван именно этим.
Любопытно, что в антиутопии Олдоса Хаксли “Прекрасный новый мир” сексуальное образование детей и “свободная любовь” были обязательными элементами “антиутопического” устройства.
6. Трансгендерность. Так, собственно, и называется явление, когда мужчина считает, что он на самом деле женщина, и наоборот. Казалось бы, пусть себе считают, но левые выступают даже за то, чтобы такие трансгендеры могли пользоваться всеми “сервисами”, предусмотренными для их “истинного” пола. Речь идет, например, о том, что мужчина, считающий себя женщиной, имеет право посещать женские туалеты, и оспаривать это право нетолерантно.
Обозреватель CNN Джон Саттер, специализирующийся, согласно описанию, на сайте CNN, на теме “социальной справедливости”, в своем блоге (май 2016 г.) предлагает провести “революцию уборных”. Он пишет: “Но вы знаете, что еще абсурдно? Идея, что Шеффилд (трансгендер) или кто-нибудь другой должен выбирать мужской или женский туалет вообще. Это не бинарный гендерный мир. Люди не вписываются в шаблоны “М” и “Ж”. Уже пора нашим общественным уборным это отображать. Справедливый образ сделать это заключается в десегрегации уборных по половому признаку, а это означает устранение мужских и женских отметок в пользу уборных с отметкой “Все полы”.
Не удивительно, что далее Саттер сравнивает борьбу трансгендеров за свои права с борьбой за права темнокожих в 1960-х и геев в 1980-х.
7. Безусловный доход. Концепция безусловного дохода предусматривает, что каждый гражданин получает право на гарантированный ежемесячный доход, независимо от того, работает он или нет. Подобные эксперименты проводятся уже в некоторых городах Нидерландов, Германии, Канады и Финляндии. В июне 2016 г. состоялся референдум о безусловном доходе в Швейцарии, но потерпел фиаско. В парламенте страны идея также не нашла поддержки, и практически все партии, кроме “лево-зеленых”, высказались против.
Таковы ключевые позиции, на которых стоят неомарксисты сегодня.
Отдельно отметим, что главным оплотом марксизма на Западе считаются университеты. В статье для The Financial Times “Политическое стадное мышление вредит университетам” (2016) Джон Кей приводит данные опросов среди преподавателей США и Великобритании, от 60 до 90% которых придерживаются леволиберальных взглядов. Политический обозреватель Динеш Д’Соуза пишет, что “на факультетах американских элитных колледжей больше марксистов, чем во всей России и Восточной Европе вместе взятых”, и говорит о влиянии левых преподавателей на Хиллари Клинтон и Барака Обаму в студенческие годы. Даже в Австралии возмущаются активностью марксистских преподавателей (Эндрю Болт. “Мы платим за преподавание марксистской политики”. — Herald Sun, 2014).
Такая “политика” вузов не может не сказываться на студентах. В соцопросе Франко Лунтца (февраль 2016 г.) среди американцев от 18 до 26 лет наиболее “гуманной” экономической системой считают социализм — 58%, капитализм — 33% и коммунизм — 9%. Опрос, проведенный Гарвардским институтом политики (апрель 2016 г.) среди молодежи в возрасте от 18 до 29 лет, дает несколько иные результаты: 52% за капитализм и 41% за социализм (среди тех, кто голосует на выборах). Любопытно, что социализм, как правило, больше поддерживают 18–20-летние (41%), демократы (50), избиратели Клинтон (54), выходцы из Латинской Америки (38) и афроамериканцы (39%). То есть ставка Грамши и Маркузе на игру на чувствах “угнетенных групп” работает и сейчас.
Конечно, как реакция на указанные выше явления, возникает и противодействие. Прежде всего это рост популярности правых в Европе, референдум в Великобритании относительно выхода из ЕС (в частности, из-за политики Брюсселя относительно беженцев) и успех Дональда Трампа в США, сделавшего своей фишкой именно борьбу с политкорректностью, толерантностью и мигрантами. Но вообще идеи “культурного марксизма” довольно глубоко проникли в сознание людей и, по Грамши, стали кое-где “народной религией”. При этом многие приверженцы идей “культурного марксизма” даже не осознают их марксистского происхождения.
Такие процессы происходят сейчас в западном мире. Особенно интересно их наблюдать параллельно с декоммунизацией в Украине. Пока мы прощаемся с советским прошлым, кое-кто на Западе проповедует и практикует неомарксизм. Припоминается, что, когда свалили памятник Ленину в Киеве, еврочиновники это, мягко говоря, не оценили. Очень хотелось бы, чтобы украинские еврооптимисты, кое-где превращая погоню за “европейскостью” в культ карго, не начали сооружать вместо памятника Ленину нерукотворный памятник Антонио Грамши.
Конечно, все изложенное выше не означает, что права меньшинств не нужно защищать или не надо стремиться к равенству. Но если вы подсаживаете на социальную помощь те же “оскорбленные” меньшинства, вы на самом деле им вредите, ибо жизнь на государственной помощи ведет к деградации. Лучше научить этих людей зарабатывать. Или если вы подчеркиваете, что любое увольнение с работы афроамериканца или мусульманина — основание для иска в суд, то вскоре их вообще перестанут брать на работу, что, опять же, им только повредит. Или если вы говорите гомосексуалистам или трансгендерам, что их состояние — это повод для гордости, а не для того, чтобы разобраться в себе, это также скорее в ущерб им. Социалисты хотят стать няньками для всех, чтобы вдруг не обидеть чьих-то “чувств”. И врач, чтобы помочь, иногда должен сделать больно. В этом суть здравого смысла. Если задача — действительно помочь, а не использовать кого-либо для собственных целей.
Издревле формировались религиозные традиции, включавшие в себя изучение процесса сна и достижение определённых состояний в оном – например, китайский даосизм или скажем тибетский дзогчен, были некоторые моменты об этом и в афонских православных практиках исихазма, но во всех этих случаях учитель непосредственно обучал, контролировал и опекал своего ученика. Кроме всего прочего, там не стремились к “астралу”, “выходам из тела” и т.п. Если и случались сны с моментами, когда спящий понимает что спит – это было лишь побочным эффектом молитв и созерцательных практик перед сном, но ни в коем случае не самоцелью.
путешествиями”, как называют оккультисты результаты своих камланий, и прочей белибердой, да ещё никем не контролируемая, может сильно навредить. Здесь, кстати, уместно вспомнить китайскую легенду об известном китайском святом врачевателе, одном из Восьми Бессмертных (сяней) даосского пантеона. )))) Его в народе звали Ли Тэгуай (Ли Железный Костыль), за то, он имел облик безобразного, хромого старика с клюкой. Причина этого внешнего безобразия была весьма красноречива. Будучи ещё молодым, сильным, и красивым человеком, он занимался типичной шизотерикой, да ещё и в одиночку. Решил он во сне полететь на Небо и получить посвящение от даосского небесного старца Лаоцзюня. Слуге велел стеречь своё тело, и, если не вернётся в него через неделю – тело сжечь. Задержался он там что-то, а когда его дух вернулся – ни тела, ни слуги уже не было, был только нищий хромой бродяга, недавно умерший около пещеры, в которого ему и пришлось вселиться. С тех пор всю земную жизнь Ли Тэгуай хромал, опираясь на костыль. Сказка, как говорится, ложь, да в ней намёк.
Вскоре после того, как книги про Поттера стали завоевывать публику, появились и голоса протеста. Многие родители, семейные ассоциации и религиозные группы стали высказывать свою озабоченность тем, что Гарри Поттер вовсе не столь безобиден, как может показаться.
